Кэндлстон — пожиратель света

Когда профессор вышел, он посмотрел на Билли с грустной улыбкой и похлопал его по спине. Пусть он ничего не сказал, но его прикосновение было словно бальзам на рану. Жгучая боль притупилась, но огромный, неподъемный груз продолжал давить. Профессор оделся и отбыл, а они, по очереди заскочив в ванную, вскоре присоединились к нему.

Билли вышел в холодное и темное монтанское утро с чемоданами в обеих руках. Уолтер шел следом, отстав на несколько шагов. Билли бегом пересек стоянку. У него зуб на зуб не попадал, когда он догнал профессора.

— Бррр! Два градуса мороза, наверное, на улице.

Профессор открыл заднюю дверь их арендованного джипа и взял у Билли один чемодан.

— Четыре градуса, Уильям. По Фаренгейту, естественно.

Билли швырнул второй чемодан в машину.

— Четыре градуса, профессор? Вы и правда все на свете знаете?

Профессор указал на табло на крыше банка через дорогу.

— Я всего лишь принимаю к сведению сообщения местных метеорологов. С тех пор как я вышел, температура продолжает понижаться.

Билли посмотрел на табло, показывающее температуру воздуха в виде дрожащей цифры. Четверка мигнула и превратилась в тройку.

— Вот то-то! Я почти угадал!

— У нас тут не конкурс на должность метеоролога, — заметил Уолтер, — давайте пошевеливаться, а то я умираю с голоду.

Билли сбегал обратно в мотель и принес Экскалибур в длинном ящике из-под цветов, который они нашли на помойке возле проката машин. Последней прибежала мама, ежась в холодном гулком воздухе.

— Уолтер проголодался, мам. — Билли ткнул пальцем в тощий живот друга. — Как обычно.

— Мы купим что-нибудь вон в той закусочной. — Мама показала на яркие неоновые огни дальше по улице.

— Мне только горячего чаю, больше ничего не надо, — сказал профессор, зябко ежась.

Наскоро залив бургеры апельсиновым соком, они поехали в университет. Мать Билли старалась не пропустить по пути указатели на университетский кампус, профессор, прямой как палка, сидел рядом с ней на пассажирском сиденье, а Билли сзади с Уолтером. Он не спускал глаз с учителя. Профессор неотрывно смотрел вперед, сжимая под мышкой книгу — дневник Мерлина.

Билли хотелось заговорить, но чувство робости и вины не позволяли ему сделать этого. Толкнув Уолтера локтем, он шепнул:

— Спроси профессора про книгу!

Уолтер кивнул.

— Эй, проф! Так что там со старой одеждой и новым бурдюком?

Профессор обернулся, высоко подняв брови:

— Боюсь, на этот вопрос я не могу ответить ни вам, Уолтер, ни кому-либо еще. По крайней мере, пока.

Билли надеялся услышать новости, от которых он мог бы воспрянуть духом и приободриться, но осторожные слова профессора сразили его, точно грузовик потных носков. Дневник скрывал тайну, древнюю тайну, ключ к его желаниям. Пока что он не выиграл ни одной значительной битвы, где его всегда выручали более мудрые и отважные. Ему чего-то не хватало — чего-то очень существенного. Он не знал, что это, но оно было у Бонни и профессора. Книга, полная древней мудрости, нашептала ему в душу секретный шифр, который мог бы привести его к исполнению заветных желаний, а единственный человек, способный растолковать ему этот шифр, сидит и помалкивает!

Мать Билли вздохнула, останавливаясь у светофора.

— Если это всего лишь библейские стихи, профессор, то почему вы не скажете нам, что они значат?

Профессор опустил книгу на колени и прикрыл ее ладонями.

— Пока я стоял под душем, мне пришло в голову, что искушение Уильяма вполне можно понять. Я перенес на него свою силу воли, полагая, что он будет контролировать себя, как делаю это я. Это, конечно, было большой глупостью. Уильяму предстоит еще многому научиться, и я боюсь, что науку он усвоит через испытания и страдания, подобно мне в мои молодые годы. Так или иначе, я решил заново прочитать стихотворение. Но вначале я вернулся на страницу с библейской цитатой. И увидел, что там появилась новая запись. — Профессор сунул книгу обратно под мышку. — Но боюсь, я не смогу сообщить вам, что в ней говорилось, поскольку в самом тексте содержалось запрещение на этот счет. Мне позволено только донести до вас факт появления записи. Боюсь, что отныне я стану единственным читателем книги, по меньшей мере пока она не позволит мне делиться ею с остальными.

Плечи Билли поникли, горло сжалось, но дышать он не перестал. Неужели ему никогда не удастся загладить свою вину?

— Но, проф, — заныл Уолтер, — нам нужна книга. Она помогла нам достать Экскалибур. Как знать, чем еще она сможет помочь?

— Вы правы, Уолтер, но разве я сказал; что никто не сможет читать ее? Я продолжу наблюдать за новыми текстами и действовать согласно их мудрым предписаниям.

Когда они приехали в кампус, мама Билли припарковалась у корпуса биохимии, и они поспешили к входу в здание, петляя шеренгой меж сугробов и кутаясь в куртки от пронизывающего ветра. Кафельный пол в фойе хранил влажные следы недавней уборки. Чтобы не шуметь, они решили не вызывать лифт, а пробраться на третий этаж пешком по лестнице.