Читаем Кентавр полностью

Те усилия, которые ему пришлось приложить, то нежелание оставаться вдали от людей и света, да и то, как сильно он расстроился, — все это поразило его самого. Нечто, в чем он не хотел признаваться себе целый день, всплыло с наступлением сумерек; то, что он умышленно пытался скрыть от себя, неожиданно вырвалось на свободу, и ему пришлось взглянуть правде в глаза. Притворяться перед самим собой было просто нелепо, он увидел все, как есть: перспектива проведения ночи в полном одиночестве в пустом доме совсем не вдохновляла. «Это нелепо, — признал он, — но, кажется, я немного нервничаю».

Юноша очень медленно шел через едва освещенную площадь Блумсбери по направлению к заброшенному особняку и время от времени оглядывался в надежде увидеть, не идет ли кто за ним. Он бы многое отдал за вид спешащей к нему тучной фигуры с развевающейся черной бородой. Но прохожих было крайне мало, а бородатых мужчин еще меньше. Отсутствие друга, хоть и по вполне понятной причине, привело молодого человека в гораздо большее замешательство, чем он смел признать. «Если только не срочный вызов», — сказал тогда доктор, но случился именно срочный вызов: несчастливое, даже странное совпадение. В практике доктора ночные вызовы были крайне редки. Нежданный вопрос, хотя еще не переросший в сомнения, вполз в душу юноши. Его старый друг, насколько он помнил, не особо одобрял эту экспедицию. «Если вы действительно желаете приобрести этот опыт для написания новой книги, что ж, хорошо, тогда я пойду с вами, — неохотно говорил доктор. — Если там ничего не увидим, по крайней мере, я смогу потом изучить вас!» Как психиатр, он не был заинтересован в этой так называемой охоте за привидениями, но реакция человеческого разума на воздействие сверхестественного могла его заинтересовать. Доктор посмеялся и согласился.

Пелэм подходил все ближе к огромному пустому особняку, в котором он побывал днем. Он уже с легкостью мог представить огромный холл, в котором любые движения отдавались эхом, широкую скрипящую лестницу, пустынные коридоры, не устланные коврами, и маленькую гостиную на первом этаже, где он намеревался провести эту ночь, бодрствуя. Сейчас все это окутывала тьма: тени, тишина, пустота — ни души. Живой. Как бы хорошо иметь рядом энергичного друга! Дом, со своей зловещей, ужасающей историей, подтвержденной неопровержимыми фактами, стоял и ждал молодого человека в конце безлюдной улицы. Он уже мог различить угловатый непреклонный фасад, а его грязные окна, казалось, искоса посматривали на Пелэма.

Юноша осознал, что идет все медленнее, с трудом переставляя ноги, тщетно пытаясь растянуть время. Редкие прохожие пересекали его путь, дважды он узнавал в них своего друга, чтобы затем, поравнявшись с ними, признать свою ошибку. Мимо со свистом промчалось такси, прошествовал местный полицейский, трудолюбиво проверяя, все ли спокойно. Вокруг было тихо и недвижно, в этой душной июньской ночи. И угрюмо. Дома вокруг дышали суровостью и печалью. И вот тот самый дом, который ждал, когда же юноша наконец подойдет к нему, оказался прямо перед ним. Вместо того чтобы войти внутрь, молодой человек прошел мимо, бросив быстрый взгляд на пустые глазницы окон. Он сделал еще один круг по площади. «Подожду до двенадцати, — говорил он себе. — Когда на часах стукнет двенадцать, я войду — вне зависимости от того, придет доктор Фелдман или нет».

Данное самому себе обещание немного его успокоило. Прилежному исполнению обещания, возможно, несколько помогло присутствие полицейского, в чьих глазах Пелэм наверняка выглядел подозрительно, бесцельно слоняясь тут, да еще с пледом и рюкзаком в придачу. Сейчас ему меньше всего хотелось отвечать на разные вопросы. Вскоре он вновь оказался у входа в дом: полицейский ушел дальше, вокруг никого не было, а часы начали бить полночь. Смело поднявшись по лестнице, юноша повернул ключ в замке, шагнул во тьму холла, зияющую пред ним, и тихо закрыл за собой дверь.

Тихо. Возможно, да. Но тысячи звуков эхом разлетелись по дому, словно его оживил шум шагов, разлетелись и утонули в этой мертвой тишине, что они нарушили. Поначалу тьма казалась беспросветной. Где-то было открыто окно, потому что с улицы донеслись последние удары часов. И тут, прежде чем Пелэм успел приступить к исполнению своих планов, произошли две непонятные вещи, которые он смог бы объяснить, но не хотел, так как они слишком явно выдавали его состояние. К тому же второе событие он смог бы объяснить с большим трудом.

II
Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги