Кентерберийские рассказы

Но после обозрел он в миг единый

Проступки их, а также их причину,

Хоть гнев его обоих осудил,

Но разум вмиг обоих их простил.

Он знал, что всякий человек не прочь

По мере сил себе в любви помочь,

А также жаждет выйти из неволи.

К тому ж Тезей не мог смотреть без боли

На дам, рыдавших в горе безысходном.

Приняв решенье в сердце благородном,

Он так подумал: «Стыд тому владыке,

Что жалости не знает к горемыке

И одинаково, как грозный лев,

Рычит на тех, что плачут, оробев,

И на упорного душой злодея,

Который зло свершает, не краснея.

Да, неразумен всякий властелин,

Который мерит на один аршин

Гордыню и смирение людей».

Когда от гнева отошел Тезей,

Взглянул на все он светлым оком снова

И громко молвил всем такое слово:

«О бог любви! о benedicite! [82]

Какую власть несешь в деснице ты!

Препоны нет, что б ты сломать не мог,

Поистине ты – чудотворный бог!

Ведь можешь ты по прихоти своей

Как хочешь изменять сердца людей.

Вот Паламон с Арситой перед нами,

Что, распростясь с тюремными стенами,

Могли бы в Фивах жить средь всяких благ

И знали, что я им смертельный враг

И что убить их я имею власть,

И все же поневоле эта страсть

Сюда на смерть их привела обоих.

Не дивное ль безумье увлекло их,

Которым лишь влюбленный заражен?

Взгляните же на них со всех сторон:

Прелестный вид, не правда ль? Все – в крови

Так им воздал сеньор их, бог любви.

Вот им достойная за службу плата,

А оба мнят, что разумом богаты,

Служа любви все жарче и бойчей.

Смешней всего, что та, для чьих очей

И начато все это шутовство,

Ничуть не благодарна за него

И ведает о распре их не боле,

Чем та кукушка или заяц в поле.

Но в жизни всё мы испытать хотим,

Не в юности, так в старости дурим.

Я признаюсь, что много лет назад

Служить любви и сам бывал я рад.

И знаю я, как зло любовь нас ранит

И как жестоко род людской тиранит.

И, бывши сам не раз в тенетах тех,

Я вам обоим отпускаю грех

Из-за горячих слез как королевы,

Так и Эмилии, прекрасной девы.

А вы теперь же поклянитесь мне

Впредь не чинить вреда моей стране.

Не нападать ни ночью и ни днем,

Но быть друзьями мне всегда во всем,

Я ж вам прощаю все бесповоротно».

Тут братья поклялись ему охотно,

Прося прощенья и вассальных прав.

И молвил он, прощенье даровав:

«Ваш род высок и велика казна,

Вам полюбись царица иль княжна,

Достойны оба вы такого брака,

Когда настанет время. И, однако

(Я говорю вам о своей сестре,

Подавшей повод к ревности и пре),

Вы знаете, что, спорьте хоть до гроба,

Венчаться с ней не могут сразу оба,

А лишь один, и, прав он иль не прав,

Другой уйдет, не солоно хлебав.

Двоих мужей возьмет она едва ли,

Как вы б ни злились и ни ревновали.

И вот я вам даю такой урок,

Чтоб всяк из вас узнал в кратчайший срок,

Что рок судил. Услышьте ж уговор,

Которым я хочу решить ваш спор.

Конечную вам объявляю волю,

Чтоб возражений мне не слышать боле

(Угодно ль это вам иль неугодно).

Отсель пойдете оба вы свободно,

Без утесненья, выкупа иль дани.

А через год (не позже и не ране)

Возьмите по сто рыцарей оружных

Во всех доспехах, для турнира нужных,

Чтоб этот спор навек покончить боем.

А я ручаюсь честью вам обоим

И в том даю вам рыцарское слово,

Что, коль осилит здесь один другого, -

Сказать иначе, если ты иль он

С дружиною возьмет врага в полон,

Убьет его иль сгонит за межу, -

Эмилией его я награжу,

Раз он так щедро одарен судьбою.

Ристалище же здесь я вам устрою.

Как верно то, что бог мне судия,

Так вам судьей бесстрастным буду я.

И спор тогда лишь будет завершен,

Коль кто падет иль будет взят в полон.

Скажите «да», коль этот мой приказ

Вам по сердцу. Теперь довольно с вас:

На том конец, и ваш вопрос решен».

Кто просветлел тут ликом? Паламон.

А кто от счастья подскочил? Арсита.

Все лица были радостью залиты

За двух соперников, когда Тезей

Их осчастливил милостью своей.

Все, без различья звания и пола,

В признательности сердца пали долу,

Фиванцы ж много раз и особливо.

И вот с надеждою в душе счастливой

Они, простясь, отправились назад

В свой крепкостенный и старинный град.

Меня, пожалуй, люди упрекнут,

Коль щедрости Тезеевой я тут

Не помяну. Он тщился всей душой

По-царски пышным сделать этот бой,

И не было подобного турнира,

Могу сказать, от сотворенья мира.

Округой в милю там была стена -

Из камня вся и рвом обнесена.

Амфитеатр из многих ступеней

Был вышиною в шестьдесят пядей.

Кто на одной ступени восседал,

Уже другому видеть не мешал.

Врата из мрамора вели к востоку,

Такие ж – к западу, с другого боку.

И не найти нигде, скажу по чести,

Сокровищ столько на столь малом месте.

Обрыскан был весь край и вдоль и вширь;

Кто геометром был, кто знал цифирь,

Кто был создателем картин иль статуй -

Им всем Тезей давал и стол и плату,.

Стремясь арену выстроить, как надо.

Чтоб совершались жертвы и обряды,

Велел он на вратах восточных в честь

Венеры, божества любви, возвесть

Молельню и алтарь, а богу битвы

На западе для жертв и для молитвы

Другой алтарь украсил он богато,

Потребовавший целой груды злата;

А с севера на башенке настенной

Из глыбы алебастра белопенной

С пурпуровым кораллом пополам

Диане чистой драгоценный храм

Возвел Тезей, как лишь царю под стать.

Но я забыл еще вам описать

Красу резьбы, и фресок, и скульптур,

Обличье и значенье тех фигур,