Кентурион

Слуги заторопились исполнить приказ. Мечи-кепеши с рукоятками из литого золота; секиры с рукояткой из позолоченной бронзы, с серебряной насечкой по всей рубящей плоскости; щиты, покрытые листами золота и азема, богато инкрустированные лазуритом, бирюзой, красным кораллом; шлемы из золота зеленого и красного, усыпанные рубинами и изумрудами; луки, склеенные из пластинок слоновой кости, с золотыми накладками… Торнай, Икеда, Небсехт и прочие таскали бесценные произведения искусства, шедевры древних оружейников, и сваливали их в кучу, гремящую и звякающую.

– Потащили!

Зухос пошел впереди, неся в руках по факелу, слуги, сгибаясь под тяжестью металла, пыхтели за его спиной.

Пока они выбрались наружу, успело стемнеть. У подножия главной лестницы надрывно кричали верблюды, их рев эхом разносился по анфиладе, отражался от гладкого бока пирамиды Аменемхета и отправлялся блуждать над озером и полями. Верблюды для египтян были еще в новинку, но в Та-Ше этих выносливых животных оценили по номиналу, то есть высоко.

– Хойте! – позвал Зухос. – Граник! Грузите это, а мы еще сходим! Смотрите только – на каждого верблюда чтоб не больше трех талантов! Пошли…

Пять ходок совершили Зухос и его слуги, пять изматывающих блужданий по запутанным ходам и переходам Иттауи, пока не выгребли все запасы драгоценного оружия из древней кладовой. У напоенных и накормленных верблюдов настроение резко улучшилось. Хойте с Граником загрузили тридцать семь горбатых.

Зухос устало спустился по ступеням, и пробурчал:

– Водой запаситесь… Пойдем через пустыню, потом вдоль Нила. В той деревне, где сразу два храма Нейт, верблюдов поменяем на лодки… Оттуда до Буколии пойдем водою…

Внезапно за спиною Зухоса послышался дребезжащий старческий голос:

– Здравствуй, Каар!

Тот-Кто-Велит резко обернулся. На ступенях стоял старик, на бритом черепе которого прыгал блик от факела.

– Мерир? – задрал брови Зухос. – Ты еще жив?

Мерир мелко закивал головой, отчего блик заскользил по блестящей лысине.

– Жив, Каар, жив…

– Я отрекся от этого имени! – процедил Зухос. – Не напоминай мне о нем!

– Это имя дала тебе твоя несчастная мать, – вздохнул Мерир. – Ты и от нее отрекся?

– От кого? – усмехнулся Каар. – Я не знаю той, которая родила меня! Я не помню ее! Зачем же мне отрекаться от призрака?! Его все равно что нет!

– Я был тебе как отец, – тихо проговорил Мерир. – Я лечил тебя, когда ты болел своими детскими хворями. Я учил тебя и даже открыл древние секреты сэтеп-са… Открыл не во благо, открыл во зло… А чем ты закончил обучение? Ты убил старого Мен-Кау-Дхаути… Каар, оставь тропу зла, прошу тебя! Ты все равно потерпишь поражение, даже если сперва тебе будет везти! Не обманывайся легкими победами – за ними последуют горчайшие поражения и постыдная смерть! Зачем ты так рвешься к своей гибели? Объясни!

– То, чего хочу я, – с вызовом произнес Зухос, – ведомо одному лишь мне! Думаешь, меня влечет бездна? Нет! Я был рожден в навозе и грязи, а подняться хочу до самых высот! Чтобы даже цари с императорами целовали мне ноги!

Мерир печально покивал головой.

– Ты хочешь унизить все народы, – сказал он, – и через то возвыситься? В этом твоя ошибка, Каар. Ибо не возвышение ждет тебя, а падение. Невозможно, пригнув всех, бросив их в навоз и грязь, остаться самому прямым и чистым. А тебе, Каар, и подавно, ибо на белых одеждах твоих не грязь, а кровь! Кровь испятнала руки твои, и ничем тебе не смыть ее, только собственной кровью. Ах, как бы я хотел удержать тебя, но нет сил моих! Мне остается только каяться и язвить себя за то, что посвятил тебя в тайны, приподнявшие тебя над смертными, ибо ум твой пропитан злобой, а в душе твоей – яд…

– Довольно причитать! – грубо оборвал его Зухос. – Кается он… А ты удавись! Или камень на шею – и в воду! Озеро рядом. Ты учил меня любви к миру, а мир любил меня? Люди отвергли Каара! Они смеялись и показывали пальцами, отворачивались, оплевывали, били чем попадя. Чего же вы все хотите в ответ? Любви?!

Зухос резко захохотал, и махнул рукой слугам:

– Двинулись!

Караван верблюдов шел размеренно и важно, не останавливаясь и не спеша. Колокольчики, висевшие на шеях горбатых, слуги Каара-Зухоса поснимали – звук в пустыне разносится далеко. Давно остались позади зеленеющие поля Та-Ше и оросительные каналы со скрипучими колесами. Унылые барханы и голые холмы вспучились вокруг. Жара убивала людей, а вот верблюдами она будто и не замечалась – животные шли себе и шли, кивая головами. За день проходили максимум три схена.

К вечеру третьего дня пути к Зухосу, ехавшему во главе каравана и одуревшему от жары, подогнал своего мехари[56] Торнай.

– Господин, – сказал он тревожно, – за нами кто-то следит!

– Кто?! – встрепенулся Зухос. – Где?

– Я видел всадника, съезжавшего с холма, а потом еще пыль поднялась над барханами, будто проскакал кто…

– Так… – тяжело сказал Зухос. – Скажи всем, чтобы береглись!

– Слушаю и повинуюсь…