Кэп и две принцессы

Ким насупился, но ничего не ответил. Только засопел с особым значением. Рене, как центр их экипажа, всегда знала немного больше, чем он и Ёшка. Это как бы возводило барьер между ними. Киму не хотелось находиться по сторону этой условной стены вместе с рыжей Ёшкой, пахнущей кошками и ещё какими-то омерзительно мелкими существами даже после многократной дезинсекции.

Ренета догадалась, о чём в данный момент обиженно сопит Ким, добавила уже мягче и доверительнее:

— Там, на месте, ещё разведчики работают, которые послали сигнал «био». Они всё от первого лица и расскажут. В любом случае от них мы узнаем больше, чем из сухих отчётов. Не думаю, что будет какая-нибудь необычность. Даю девяносто девять процентов, что не будет. Расслабься. Ещё несколько часов лететь. А там посмотрим….

Глава вторая. Это не Восьмая Лебедя

…Смотреть было особо не на что. По крайней мере, в той части планеты, где межзвёздная лаборатория совершила посадку. Юркая таблетка космолёта опустилась прямо на выветренные до блеска камни. Возможно, когда-то здесь были горы, но от времени, безжалостно нивелирующего любой ландшафт под ноль, они низко расползлись по земле, словно панцири гигантских черепах. Дул ветер, сухой и горячий, как нос заболевшего пса. Сквозь чешую распластанных камней пытались пробиться замысловатые, скрученные узлами колючки.

Троица альтернативных биологов «первого контакта» печально взирала на унылый пейзаж. Высохший и, кажется, пыльный. Низкий и плоский горизонт давал так мало света, что все оттенки красок сливались в однородную серость. Рене тут же захотелось потереть глаза, но из-за астровизора такое естественное движение стало невозможным, и это обстоятельство мелко и противно раздражало.

Неприятным было и то, что Рене чувствовала себя тяжёлой и неуклюжей. Датчики показывали, что сила тяжести на поверхности планеты превышала земную на двадцать процентов. Это вполне комфортная разница, но к ней ещё нужно привыкнуть. Остальные параметры — температура плюс двадцать пять градусов и состав атмосферы (в основном, азот и кислород), устойчивый климат — говорили о реальном шансе найти здесь жизнь. С большой вероятностью даже разумную.

И всё равно что-то во всем этом Рене активно не нравилось. Вся эта чужая мёртвая равнина… Не то, чтобы страх перед ней, а гнетущее чувство затерянности в незнакомом пейзаже. Ощущение, что их точно здесь никто не ждёт. А, может, Рене просто не выспалась. В конце концов все рано или поздно испытывают такие чувства на новой планете. Она спрашивала, и собеседники из межзвёздников, несколько смущаясь, признавались в этом.

— Здесь странно пахнет, — прозвучал в её голове искажённый голос Кима. Кроме привычного металлического оттенка, который неизменно придавал речи передатчик, Рене уловила в нём незнакомую и от этого тревожившую ноту. Словно Киму было сложно говорить, что-то ему мешало.

Она подумала, что накануне Полянский жаловался на плохое самочувствие, и ругнулась на себя: надо было перед высадкой проверить его состояние. Но гигантолог выглядел вполне нормальным этим утром. Рене даже не вспомнила о его простуде, а потом их так неожиданно тряхнуло на орбите, что теперь она беспокоилась только о том, что на бедре, которым приложилась о панель, будет невероятной красоты синяк. Ренета понимала, что должна каждую секунду в экспедиции благодарить судьбу, что всё ещё жива и даже ничего себе не сломала, но этот синяк… Она чувствовала, как гематома расползается багровым пятном под скрипучим мягким пластиком скафандра. В иной обстановке Рене обработала бы ушиб так быстро, что и следа не осталось, но при высадке времени на это не было. Бедро всё ещё противно и назойливо ныло. Что, кстати, тоже не добавляло прекрасности в настроение. Ну почему Рене в самые торжественные моменты всегда думает о чём-то приземлённом, и даже — о, ужас! — шкурном? Ворчливая земная тётка…

— Ты не можешь чувствовать запах сквозь визор, — металлически буркнула в шлеме Ёшка. — Это аромаглюки…

— Нет, нет, — опять-таки через силу заупрямился Ким. — Воздух и в самом деле странно пахнет. Горьким чем-то. Похож на тот, что дома, но с примесью…

— Хватит, — сказала Рене и поморщилась, незаметно потирая место ушиба. — И разведчики, когда отправляли сигнал, и наши приборы определили, что воздух пригоден для человеческого дыхания. Ты прав, в самом деле есть неизвестная примесь, но она безвредна. Когда проанализируем подробнее, сможем даже снять шлемы. Наверное… А сейчас… Стой, не стой, работа сама себя не сделает. Ну что, двинулись?

Рене первая сделала шаг на встречу с неизвестностью. Ким и Ёшка, с надеждой оглянувшись на белое пятно лаборатории, пошли за ней. Совершенно однообразная равнина разбегалась во все стороны, гладкая, бледно-желтая. Небо, над головой серое, как на Земле в предчувствии дождя, сходило к горизонту мертвенно-зеленоватым оттенком. Перистые и грязные, словно вываленные в пыли облака бежали на север.

— Подожди, — высокий голос Ёшки противно врезался в глухую тишину шлема. — А куда мы вообще собственно…