Кеплер

Первым мне эту новость сообщил друг мой Маттей Ваккер, Придворный Адвокат и Личный Советник Его Величества, о ней узнавши от посла тосканского, недавно к нам прибывшего. Ваккер тотчас поспешил ко мне. День был ясный, буйный, с обетованием весны, я навсегда его запомню в числе немногих дней, какие помнятся из всей жизни. Из своего окна увидел я, как едет по мосту карета, и старый Ваккер высунулся и понукает кучера. Бывает ли, чтобы волнение, подобное его волнению в тот день, высылало вперед себя как бы осязаемые лучи? Ибо, едва я его завидел, меня охватила дрожь, хоть я ничего еще не знал о том, что он мне готовит. Я выбежал из дому и встретил у дверей его карету. Герр Ваккер уже что-то лепетал, сначала я ничего не мог взять в толк. Галилей в Падуе направил в ночное небо perspicillum[30] о двух линзах — собственно, самую обыкновенную голландскую подзорную трубу, — и посредством тридцатикратного увеличения обнаружил четыре новые планеты.

Трудно передать, что я испытывал, слушая странный сей рассказ. Я был тронут до глубины души. Ваккера переполняла радость и лихорадочный восторг. То вдруг мы оба хохотали от смущения, то он возобновлял рассказ, я слушал неотрывно, этому не было конца. Мы обнимались, мы плясали, а песик Ваккера, которого привез он с собой, скакал кругами, визжал и лаял, а потом, зараженный весельем нашим, вне себя, подпрыгнул и влюбленно обнял мою ногу, как это у собак бывает, облизываясь, скалясь, как безумный, и тут уж мы снова, еще отчаянней расхохотались. Потом мы вошли в комнаты и посидели, немного успокоившись, за пивом.

Верно ли все это? И если так, к какому виду принадлежат вновь открытые небесные тела? Спутники ли неподвижных звезд, принадлежат ли к нашей Солнечной системе? Герр Ваккер, хоть и католик, придерживается взгляда несчастного Джордано Бруно, что звезды суть солнца, бесконечные числом и полнящие бесконечное пространство, и он полагает, что открытие Галилея тому доказательство, что эти четыре новых тела суть спутники недвижных звезд, иными словами, что падуанец открыл новую солнечную систему. Для меня же, как вы знаете, бесконечная Вселенная немыслима. Столь же мало считаю я возможным, что эти вновь открытые планеты кружат вокруг Солнца нашего, ибо геометрия мира, как у меня показано в Mysterium, допускает в Солнечной системе лишь пять планет, не более. И потому я думаю, что то, что обнаружил Галилей, суть луны, кружащие вокруг других планет, подобно как вращается вокруг Земли наша Луна. Это единственное мыслимое объяснение.

Быть может, Вы, ближе к месту открытий, уже и знаете правильное объяснение — быть может, Вы даже и свидетельствовали новые сии феномены! Ах, быть бы мне в Италии! Посол тосканский, Медичи, сообщивший новость Ваккеру, преподнес императору книгу Галилея. Скоро надеюсь до нее добраться. Вот тогда и поглядим!

Пишите же, расскажите обо всем!

Кеплер

_____

Прага

Апрель года 1610

Георгу Фуггеру, легату императорскому

в Венеции

Дабы долгое мое молчание не показалось Вам знаком согласия со всем, что имели Вы сказать в последнем письме Вашем, а мнение Ваше вдобавок особенно весомо, коль скоро Галилей состоит в посольстве Веницейской Республики, я счел благоразумным прервать мои занятия и тотчас к Вам писать. Поверьте, милостивый государь, я глубоко тронут Вашими рассуждениями по части притязаний на первенство моих и падуанца. Однако ж я не бегу с ним взапуски и не нуждаюсь в кликах одобрения своих приверженцев. Вы, конечно, правы в том, что при своих открытиях нуждается он в одобрении императорского математика, и только оттого ко мне прибегнул. Но отчего бы нет? Тому лет десять, когда еще я не был знаменит, а Mysterium только вышла из печати, напротив, я к нему прибегнул. Правда, он тогда не очень ради меня усердствовал. Быть может, был слишком поглощен собственной работой, быть может, моя маленькая книжица ему не слишком приглянулась. Да, знаю, он слывет надменным и неблагодарным. Что из того? Наука, сударь, с дипломатией несходна, движима не поклонами, ужимками и ловкой лестью. В моем обычае всегда было хвалить то, в чем кто-то преуспел. И никогда не стану я бранить чужого труда из зависти, никогда не принижу чужого знания оттого, что сам им не обладаю. Впрочем, я и себя не забываю, коли случится больше в чем-то отличиться, раньше что-нибудь открыть. Разумеется, я многого ждал от Галилея, когда моя Astronomia nova вышла в свет, однако то обстоятельство, что ничего я не дождался, вовсе мне теперь не помешает схватиться за перо, вооружая падуанца против мрачных зоилов всего нового, которые считают немыслимым то, что им неизвестно, и полагают грехом ужасным то, что выходит за привычные рамки Аристотелевой философии. Отнюдь не имея намерения повыщипать из него перышки, как выразились Вы, я лишь признаю то, что того достойно, и подвергну сомнению то, что сомнительно.