Керченский узел – 2

Запихнув в себя последний кусок заветренной кровяной колбасы, протянул руку, чтобы схватить жестяную кружку с кофе, но кружки на положенном месте не оказалось. Оглянулся. А, ну понятно, моя кружка уже была у Сникерса в руках, и он с довольной лыбой отхлебывал из неё, понятно дело, при этом он харчил очередной шоколадный батончик «Сникерс». Собственно, за любовь к сладкому, а особенно к этим буржуйским батончикам, Сникерс и получил свою погремуху.

– Кружку верни! – строго приказал я.

– Чего? – не понял Сахаров. – А, на, держи! – Сникерс махом допил содержимое кружки и протянул её мне. – Псих, а ты уверен, что все выгорит? Уж больно как-то все по заумному. Не по-нашему как-то. Чё нельзя просто всех покрошить в мелкий салат и не заморачиваться с этими постановками?

– Нельзя, – отмахнулся я, проверяя изменения разведобстановки, которые пришли мне на планшет, – мы здесь не просто так, а в соответствии с заранее утвержденным планом. Под нас, где-то там, – я кивнул в сторону востока, – работают умные люди за компьютерами. Так, что без всякой самодеятельности. Ясно?!

– Крылов, я требую, чтобы вы предоставили мне канал связи с моим начальством! – вновь забубнил старлей Рыжиков. – Я не собираюсь участвовать в этой…в этой…

Старший лейтенанта вновь не смог сформулировать, в чем он не желает участвовать, его опять согнуло пополам, и он полез в кусты блевать. Слабоват оказался наш Рыжиков желудком. Даже странно, когда я расстрелял браконьеров в Золотом, он вроде от вида крови не блевал, а тут, как будто «развязался», уже третий раз выворачивается наружу.

– Это у него организм не принимает вражеский сухпай, – с видом знатока из телевизионной передачи «Что? Где? Когда?» заявил Сникерс. – Ничего, ща добробат захватим, у них на кухне поживимся салом и цибулей!

– Нет, это он из-за того, что Палыч, когда пленных зарезал, стал сразу жрать кровяную колбасу, вот лейтенантика и вывернуло. Бывает, психология у него слабая, не привыкшая еще, – с видом еще одного знатока из телевизора поддакнул Фомич.

– А нечего было мне эту колбасу пихать, откуда я знал, что он у нас такой неженка. В конце концов, я же колбасу не из человечины ел, – пожал я плечами.

– Псих, а ты, когда-нибудь ел человечину? – заинтересовался Сникерс.

– Дурак, что ли? Нет, конечно, – отмахнулся я. – Пашка ты мне лучше скажи, они точно другой дорогой не поедут?

– Нет, другой дороги здесь нет. Одна дорога! И по бездорожью тоже не поедут, потому что в этих солончаках можно так на пузо сесть, что даже танком не вытащить.

– И всё-таки! – отблевавшись Рыжиков вновь затянул свою шарманку.

– Летеха уймись! – шепотом цыкнул я на него. – В последний раз тебе говорю: мне плевать на международные конвенции, мне плевать, что пленных нельзя резать и пытать! Мне плевать на твои гневные взгляды и угрозы отдать под трибунал. Ясно?! У меня есть задача, и мы её выполним! Если ты еще раз вякнешь про моральные ценности и принципы, то я тебе сломаю руку и будешь ты у меня сидеть в землянке в ожидании освобождения Крыма. Понял?

– Понял, – через пару минут сокрушенно прошептал лейтенант. – Жалко, что сам же вам и предложил этот зверский план.

– Вот за светлую мысль тебе спасибо, тут уж действительно удружил. Молодец! Голова у тебя варит, что надо, надо только уровень совестливости малость уменьшить, и будет из тебя матерый воин и диверсант!

Чтобы понять, что у нас тут за моральные терзания происходят со стороны старшего лейтенанта Рыжикова, надо вернуться на пару часов назад и рассказать все с самого начала.

После ночи, проведенной частью нашего отряда в разведки подступов к концентрационному лагерю и располаге добробата, утром мы приступили к активным действиям. Сахаров заявился под стены лагеря и, проведя там около часа, вышел в сопровождении десяти пленных и трех конвоиров. Все они были посажены в кузов грузовика и привезены в условленное место, где пленные были освобождены, а конвоирующие их бойцы украинской армии, наоборот, разоружены и связанны.

Пленных быстро допросили, причем допрос я проводил в присутствии нескольких десятков бойцов нашего отряда. Я показывал на реальном примере, как надо потрошить «языка» в боевой обстановке. Как наиболее эффективно, а главное быстро выбить из противника нужные сведения. После двадцатиминутного допроса один из вражин истек кровью, второй обосрался от страха, причем не фигурально, а вполне реально.

Вот в этот самый момент лейтенант Рыжиков и затянул свою шарманку о зверствах, недопустимости проведения пыток над солдатами вражеской армии, захваченных в плен, и какими-то там международными конвенциями. Я поначалу было подумал, что Рыжиков втянулся в «игру» и пытается разыграть схему «плохой и хороший следователь». Старлей даже предложил вполне неплохой вариант, захвата концлагеря, но потом понял, что Рыжиков и правда переживает о каких-то только ему понятных нормах морали и нравственности.