Ладно, это у него просто от неопытности, поживет с моё и, если выживет тоже станет такой же, как и я сволочью и моральным уродом. Война – училка строгая и она скоренько выбивает всякую романтическую дурь из башки.
Из допроса пленных выяснилось, что на данный момент в лагере сто шестнадцать заключенных и сорок три охранника. Охрана вооружена автоматами, пулеметами, есть пара ранцевых огнеметов и приличный запас РПГ. Так же в их арсенале несколько зенитных установок на базе счетверённых крупнокалиберных пулеметов Владимирова и два 82мм миномета. Из той техники, что на ходу: один «Хаммер» командира лагеря, три тентовых «Урала», БРДМ-2 и пара мопедов, реквизированных у местного населения.
Так же пленные рассказали и о состоянии дел в добробате. У тех все было не так радужно. Как заведено в украинской армии, там обычно воруют все, что можно, а поскольку прямому начальству на добробат плевать, то там все ценное давно уже вывезли обратно на Украину, где и распродали. Из серьезного вооружения у добробатовцев остались только: две установки БМ-21, они же «Грады», десяток 82мм минометов, одна ЗУшка, БТР-80, БМП-2, несколько БРДМов и танк Т-64. Причем танк и «Грады» были не на ходу. То, что техника, особенно РСЗО, были «мертвыми» и не могли передвигаться самостоятельно, было очень хреново, можно сказать, пиздец как хреново! Из-за этих раздолбаев в добробате у меня накрывался охренительный план по убиению сразу трех зайцев одним выстрелом! Из стрелкового оружия что-то тоже имелось, но, сколько точно там автоматов и пулеметов, «языки» не рассказали, так как не владели информацией.
Тоже самое касалось и сведений о количестве личного состава. Дело в том, что у «добровольцев» царила анархия, разброд и шатания. К ним постоянно кто-то приезжал, записывался в ряды «истинных патриотов», кто-то, наоборот, уезжал обратно домой, кто-то сбегал в другие части, кто-то прибегал из других, таких же «полудиких» добробатов, кто-то ездил вахтовым методом на Майдан в Киев. Короче, сколько там «воинов-Света», так и не разобрались, вроде как получалось около сотни, плюс-минус десяток рыл.
Рыжиков предложил выйти на связь с командованием лагеря и одному из пленных сообщить, что они сейчас находятся где-то по близости, где грабят какой-нибудь особо богатый дом, или нашли машину полную ништяков, и им капец, как нужна подмога. А когда лагерники кинутся на эту приманку, то захватить их и точно так же обезоружить. Идея мне так понравилась, что я тут же прирезал двоих из троих пленных. Ну, а зачем нам остальные, если для осуществления задуманного нам нужен только один язык? Это, почему-то, капец, как возмутило Рыжикова, что он даже стал блевать налево и направо. А может и правда, от того, что я, прирезав пленных, тут же схарчил кусок кровяной колбасы, найденной в рюкзаке одного из пленных, старлея и стошнило несколько раз подряд.
Что до заключенных, которых мы освободили, то здесь все оказалось тоже не так радужно, как я предполагал изначально. Из десяти освобожденных нами пленников только один обрадовался освобождению и согласился идти с нами, остальные же чуть ли не в голос разрыдались. А все из-за того, что они прекрасно понимали, что играют роль заложников и теперь у их семей будут серьезные проблемы. Поэтому они и не обрадовались своему освобождению. Вот такой вот поворот!
А вот десятый освобожденный – невысокий крепыш, лет двадцати отроду, представившийся Бамутом, увидев, что я самолично зарезал двух «укропов» тут же подскочил ко мне и яростно начал мне докладывать:
– Товарищ командир, товарищ командир! Разрешите представиться? Боец партизанского соединения «Север» Семен Воршавин, позывной Бамут, выполнял в концлагере задание командования отряда по сбору разведданных. А вы, из какого отряда?
– А ты точно из партизан? – подозрительно нахмурился я. – Как зовут командира отряда?
– Виктор Иванович, – тут же отозвался Бамут.
– А как зовут вашего политрука? – заглянул я в свой планшет. – Денис…
– Не понял? – удивленно округлил глаза Семен. – Какой политрук? Нет у нас политрука. Из командования, единственный Денис, это Денис Львович, но он доктор, хороший мужик, хоть и еврей.
– А ты что евреев не любишь? – поинтересовался Сахаров. – Антисемит?
– Нет! – Воршавин присел от удивления. – Я нормальной ориентации, никакой я не семит.
– Ладно, проверял я тебя, вот и все. Ты по воинской специальности кто?
– Пулеметчик! – гордо подбоченился низкорослый воин. – Я с пулеметом в обнимку с четырнадцатого года, уж больше шести лет. Как заступил к своему бате вторым номером, так с ПэКа не расставался.
– А сейчас тебе сколько?