Кэрель

Неприятный диалог явно затягивался. Жиль натянул носки. Он поднял голову и минуту сидел неподвижно, согнувшись на кровати и уставившись перед собой. Он понимал, что жизнь теперь станет невыносимой, но драться с Тео было уже слишком поздно. Теперь ему противостояли все каменщики. Его обложили со всех сторон. Сонм мух, с легким жужжанием рассеявшихся на солнце, накалил атмосферу до предела. Злоба переполняла его, все каменщики должны были умереть. Жилю захотелось поджечь барак. Но это желание почти сразу же улетучилось. Его злоба и ярость требовали немедленного выхода. Нужно было выразить их хотя бы в жесте, даже если бы этот жест был направлен внутрь Жиля и вызвал в нем внутреннее кровоизлияние. Тео тем временем продолжал:

— Чего ты хочешь? Есть такие, которым это нравится. Они запихивают их себе в зад.

Желание помочиться стало еще сильнее. Его распирало, как котел паровой машины. Жиль должен был быть предельно краток. Смутно он осознавал, что у него просто нет другого выхода и вся его смелость и отвага проистекают из этой необходимости быть кратким и сосредоточенным. Жиль по-прежнему сидел на кровати, спустив ноги на пол, постепенно его взгляд обрел осмысленное выражение и медленно, как луч, остановился на Тео.

— Ну, чего ты ждешь, Тео?

Он произнес это, скривив губы, и тихонько покачал головой.

— Ты решил? Ты еще долго собираешься меня обсерать?

— Я вовсе не собираюсь этого делать, дружок. Скорее, я мог бы помешать обосраться тебе.

И подождав, пока вызванный этой репликой приглушенный смех окончательно затихнет, он добавил:

— Потому что, если бы ты вдруг меня кое о чем попросил, я бы с удовольствием тебе помог.

Жиль выпрямился. Он был в одной рубашке. Бледный, трясущийся от злости, он босиком подошел к Тео и, глядя ему в лицо, произнес:

— Ты бы трахнул меня, ты? Так давай, не дрейфь!

И резким движением он повернулся к нему спиной, поднял рубашку и наклонился, подставив свои ягодицы. Каменщики наблюдали. Еще вчера Жиль был таким же рабочим, как и другие, и ничем от них не отличался. Они не испытывали к нему особой ненависти — скорее, даже дружеские чувства. Отчаянного лица парня они не видели. Они снова засмеялись. Жиль выпрямился, посмотрел на них и сказал:

— Вас это смешит, вы решили меня достать? Может быть, кто-нибудь из вас хочет меня трахнуть?

Эти слова были произнесены громким и резким голосом. Этот голос придал сцене фантастический характер, превратив юношу в участника магического обряда, напоминавшего своей откровенностью обряды колдунов, в которых цинизм необходим для снятия порчи. Жиль снова повторил свой жест перед каменщиками, усугубив его тем, что раздвинул ягодицы двумя руками. И глядя вниз, он выкрикнул истеричным голосом, который, как тяжелый туман, осел на землю:

— Давайте! Хотите знать, есть ли у меня геморрой, тогда давайте! Пощупайте там! Поройтесь в говне!

Он выпрямился. Он был весь красный. Высокий парень подошел к нему.

— Заткнись. Твои заморочки с Тео никого не интересуют.

Тео хмыкнул. Жиль взглянул на него и холодно сказал:

— Ты не можешь меня трахнуть. И от этого заводишься.