…Но обо всём этом Петухова не догадывалась. Сидя в гостиной в обнимку Бедуиновой, она предавалась логичному охуеванию от произошедшего.
– Может, меня кто-то сглазил? На работе… Точно, эта тварь из бухгалтерии!
– Однозначно. Курицы больше нет?
– Нет.
– Давай рукав.– Бедуинова засунула куриную кость в рукав петуховского халата. – Тряси.
Петухова тряхнула рукой – и здоровенная курица, шумно шлёпая крыльями, приземлилась на край раковины. Огромный мохнатый пёс, как свидетельство того, что телячьи котлеты в кулинарии лучше не покупать, громко залаял на птицу. Та закудахтала и опустилась между ящиками с вином и коробами духов «Kezno» – прямо в ворох тысячных купюр с одинаковыми номерами.
– Не, с едой некайфово получается, – констатировала Бедуинова.
– Может, с хлебом повезёт? – выдвинула версию Петухова, ссыпала хлебные крошки из пакета в рукав и грациозно зиганула.
– Нда. С хлебом та же херня, – сказала Бедуинова, уставившись на золотую рожь, колосящуюся на ковре. – С другой стороны, дурацкий хлеб и купить можно. Снимай серьги.
– Зачем?
– Они ж с рубином. Ты на фитнес ходила пару раз – значит крепкая. Недельку рукой помашешь – и будешь со списка «Форбс» ножки свешивать. О! Или давай бензина тебе зальём? Интересно, он прям в канистрах вылетит или…
– Блять, почему это со мной раньше не случилось?..
– А что бы это изменило?
– Может, Коля бы не ушёл…
– Ой, да пошёл он на ***! Мы тебе щас так рукавом намайним, можешь любого принц… Ёёёёёёёёёёптать! Как же я сразу не подумала?!
– О чём?!
– Нафига ждать-то?! Мы тебе прям щас мужика найдём!
Бедуинова подошла к журнальному столику и схватила журнал. Демонстративно ткнула пальчиком в обложку с Томом Харди.
– Ты ведь шутишь, да? – округлив осоловелые глаза, сказала Петухова.
– Вовсе нет, мать. Тащи ножницы.
… – Готово! – Бедуинова сложила фотографию вчетверо и осторожно засунула в рукав Петуховой. – Метай суженого!
– Я, я… не уверена. А вдруг я ему не понравлюсь? Мне нужно подтянуть английский и вообще…
– Я тебя умоляю! «Хэллоу, Том, ай эм мисс Петухова, Лондон из э кэпитал…», все дела! Нальём винишка, посидим, потом я типа срочно на работу, включишь музон… Он же тоже мужик, хоть и американский!
– Но я даже не накрашена!
– Ты не слышала, что я говорила про вино? Махай давай, чего ты медлишь?
– Погоди. А если… Если их много вылетит?
– Себе заберу. Нашим раздадим – Алёхиной, Пестушко, Вер Иванне! Томов Харди много не бывает! Херачь, он там уже запрел небось!
– Ладно…
– На диван, на диван направь, чтоб ему помягче было!
– Ну, с Богом.
Петухова глубоко вздохнула, подтянула грудь и метнула рукавом в стороу диван-кровати…
…Сначала из рукава вылетел нечеловеческий крик. За ним вылетел великий американский актёр, врезался в диван и с грохотом скатился в ковровую рожь, скрывшись под наливными колосьями. С краю вывалилась его нога, немного поколотилась о паркет и замерла. Стало тихо. Очень. Невыносимо. Тихо. На кухне завыл пёс.
– Том? Хэллоу?! Мистер Харди? – пролепетала Петухова. Бедуинова молча углубилась в «поле» и оценивающе посмотрела вниз.
– Упс! – сказала она. – Надо было фотку в трубочку сворачивать…
Петухова подошла ближе и тут же схватилась за рот в рвотном приступе.
Надо признать, Том Харди выглядел не очень. Он был не просто мёртв. Будто ребёнок неправильно собрал паззл с его изображением – голова голливудской звезды вывернута на 180 градусов, руки и ноги напоминали графики сейсмологических возмущений, а сломанный в двух местах позвоночник превратил его тело в подобие шахматного коня, больного сколиозом. Фото и правда не надо было складывать.
В дверь позвонили. Потом еще и еще.
– Не открывай, – Прошептала Бедуинова, – Это федералы.
– Какие нахуй федералы?!
– Скорее всего из Лос-Анджелеса. Быстрые, сссуки…
– Я вошёл, у вас открыто! – Объявил мужской голос из прихожей.
– Ты чё, не закрыла дверь?! – зашипела на Петухову Бедуинова.
– Зачем? – глупо спросила Петухова.
– Зачем? У тебя во ржи труп Тома Харди!
– Ээээ, здрасьте… – Донеслось сзади. Подруги оглянулись – на пороге стоял незнакомый мужик, застенчиво переминаясь с ноги на ногу. – Гражданка Петухова?
– Это вот она, да. – Бедуинова с готовностью затыкала пальцем в подругу. – Я просто свидетель. Но она не специально, она вообще классная, может принести с работы положительную характеристику…
– Да я сам виноват! Разинул варежку на эту писанину настенную. – Перебил её Давыдько. – Я водитель автокрана. Ну, который вас по голове… В больнице адрес ваш выпросил. Я извиниться хотел… Это… лично. Вот. Вам в качестве эт самое… Искренних.
Давыдько выудил из-за спины бюджетное трио роз и протянул Петуховой.
– Сссспсбо. – Ответила та согласными. На старой чешской люстре повисла пауза.
– А у вас тут… Э-э-э… Хлебно. – Обронил Давыдько, глядя на рожь.
Вырвавшаяся из собачьих лап курица пернатым ядром пронеслась мимо всей троицы и скрылась во ржи.
– Я поймаю! – с готовностью, пропитанной чувством вины, произнёс Давыдько и ринулся за ней.
– Не надо!!!
– ****ЫЙ ***ЩЕ!!! Я извиняюсь. У вас тут эт самое… жмурик. На Тома Харди похож.