Керины сказки

– Фантасмагория какая-то… А кожа?! Волосы… Остальное…

– А-а-а-а, это всё Лившиц.

– Какой Лившиц?!

– Старый Лившиц. Хороший мужик, хоть и еврей. Костюмы на воле шил. Для всего Политбюро. На примерке Леонид Ильичу нечаянно булавку в позвонок загнал, ну и того с тех пор переклинило – причмокивать стал, с Чаушеску сосаться… Впаяли Лившицу вышку за покушение на Первое лицо. Типа китайский шпиён своими хитрыми иглами диверсию совершил. Потом на пожизненное поменяли – говорят, масоны ихние еврейские за него подписались, он им балахоны иерархические шил. Но это слухи всё… Короче, этот Лившиц из наших кирзовых сапог тебе кожу забабахал. Прослезился – мол, вот вершина творенья моего, и помер. На загляденье ты получился, сынок. Вся братва тебя любила. Ну окромя одного. Чёрт был, крысёныш, балагурил всё. Называл тебя деревянным терминатором, присланным из прошлого, чтоб посмотреть, победил ли мировой коммунизм. Мы его… ну не важно. А то ещё на червонец строгача наболтаю.

– Бать. А ты помнишь место, где дерево срубили?

– Такое забудешь. А чего?

– Съездить хочу.

…Всю дорогу до Улан-Удэ Разбегаев переосмысливал свою жизнь. Он нашёл много ответов. Почему его так любил школьный соловей. Почему его так тянуло в лес, где он чувствовал себя как дома. Он, наконец, понял, за что ненавидел Вигая. Не за халат и не за Круга. А за мерзкий, раздирающий душу звук рубанков о дерево. За хруст упавших стружек под ногами. За запах свежих трупов своих сородичей.

Добравшись на чадящем «ПАЗе» до лесной опушки, они шли с отцом по заросшей просеке, где когда-то зэки перевыполняли план по древесине. Отец вглядывался вдаль, вертел седой головой во все стороны – сверялся с одному ему известным ориентирам. Наконец, запыхавшись, остановился и ткнул никотиновым пальцем в старый почерневший пень, побитый мхом и гадами.

– Вот она где росла. Твоя мамка-то настоящая.

Разбегаев медленно подошёл, расчистил перчаткой снег на поверхности пня.

– Привет, мам…

Учитель приложил озябшую руку к мёртвому пню и… в глазах позеленело, от ладони пошёл пар – пробилось сквозь холод затаившееся материнское тепло. Щурясь и высунув язык, Разбегаев пересчитал еле видимые кольца на тёмном потресковшемся спиле – вышло ровно сто двадцать лет.

– С юбилеем.

Разбегаев достал из-за пазухи две гвоздики и положил у её выступивших корней. Молча постояли немного.

– Бать?

– М?

– Какой она была?

– Красавица. Статная, высоченная, ствол роооовный такой, крона ветвистая. Софи Лорен, а не дерево.

– Высоченная, говоришь? Хм. Чёт у меня не срастается. На меня полено ушло, так? А остальное куда делось?

– А я знаю? Её ж пополам распилили. Тебя мы забрали. А вторую половину – пятый отряд.

– А есть контакты у тебя кого с пятого-то?

– Не помню, щас в книжечке посмотрю… – Отец достал блокнот, наслюнявил пальцы, пролистал. – Во, Миха Холодец с пятого. А на кой тебе?

– Поехали в райцентр. Родню мою искать будем.

… – Ну ты даёшь, Разбегай! – Сиплый голос Холодца еле продирался сквозь треск помех и доярки Деменчук, звонившей дочери в Канаду из соседней кабинки. – Я там помню?! Хотя.. А, погодь. Столы мы тогда делали, во. Для кафе «Встреча»!

(Это был хороший знак – разваливаются страны, гибнут города, меняются президенты, но кафе «Встреча» во всех райцентрах постСовка остаются на своих местах) И полено я это вспомнил. Она странная была. Магическая, гадом буду.

– Почему «она»?

– Потому как бабой взвизгнула, когда мы её того, на доски… Но я в говно был, может и почудилось. А чо, это для фильма какого вы, не? Меня в титры не ставь, понял-нет? Нахуй мне свети…

Звонок оборвался, но информации Разбегаеву было предостаточно.

– Пошли в эту кафешку, бать. Сестру искать буду.

… – Сестраааа… Эй, сестраааа… – Не обращая внимания на мутных посетителей, Разбегаев шёл вдоль ряда старых барных столов, прикладывая ладонь к каждому из них. Ответа не было.

– У вас тут был стол. Говорящий такой, – С надеждой спросил учитель бармена Журавлёву формы куба и фиолетового волосу.

– Прокапаться бы тебе, братан, – участливо произнесла та, опытным глазом определив белочные симптомы. – Но стол один мы неделю как выкинули, да. Правда, молчаливый был, аки Герасим. В контейнере он, если дачники не спёрли.

– Спасибо, добрая женщина! Бать, харэ ****ить этого мудака, идём!

…Он сразу её «узнал». Из строительного контейнера торчала тонкая столовая ножка с инвентарным номером. Разбегаев дотронулся до неё – и в глазах заиграли изумруды.

– Ты!!! Это же ты! – счастливо прошептал он. – Ответь мне. Пожалуйста, ответь!

И она ответила.

– К ***м иди!!! Шлюха, Катя, шлю-ха!!! Ещё графин неси!!! Такую страну…!! Пидорасы!!!! Света нет. Нет? Нет. Генератор ночью с****или, во как! С днюхой! Не спать не спать не спать! «Офицеры! Роооооссссссиииииияяяяянеееееее»! Убили его в том году. Помянем, Константин!!… Охуенчик щишки! Блять, хорошо-то как, девочки! «И вот шальнаяяяя императрицаааааа!!!»…