Но что-то было не так. Справа на два часа должен был быть сарай. Дедюк это точно помнил – в нём комбайнёр иногда прятался от кислотно-салатовых чертят, которые частенько заполоняли дом и вели себя шумно. Но сарая не было. Вернее, что-то появилось между ним и Дедюком, закрывая пасторальный вид. Дедюк сделал титаническое усилие и с хрустом прищурился избитыми лучом веками.
Так и есть. Сарайную видимость закрывала огромная репа. С раскидистой ботвой. Что-то тут не срастается, здраво попытался рассудить комбайнёр. Во-первых, он никогда в жизни ничего не сажал. Во-вторых, на дворе стоял январь (ну примерно). Наверное, поэтому было холодно и лежал снег (Дедюк научился распознавать сезонность по некоторым приметам). А в примерно январе репы не растут. Даже малюсенькие.
Но этим чудеса не ограничились. Из озимой репы доносились какие-то звуки. Дедюк осторожно приблизился к корнеплоду и уловил чью-то речь.
– …Маша, послушай… – доносилось из репы. – Я тоже соскучи.. Ну не ори. Зачем ты постоянно оскорбля… Да похуй мне на их мнение! Один раз живё… Я тебе предлагал!!! Я не виноват, что тебе всё неинтересно! Это ты не начинай! Алё!… Не смей бросать трубку!… Алё!… Бляяяя.
– Эй… – выдавил из себя Дедюк длиннющую для своего состояния тираду. В ответ внутри что-то зашуршало, матюкнулось и залязгало засовами. Дедюк отступил и заозирался в поисках чего-нибудь колюще-летального. Часть репы медленно опустилась, и на свет божий показался рептилоид. Точнее, сначала выглянула тыква-голова, зыркнула красными глазками-черри, шумно втянула носом-картофелиной морозный воздух. Пальцы-корнишоны ухватились за края выходного отверстия, и весь рептилоид лихо выпрыгнул в сугроб, погрузив тело-кабачок и ножки-цуккини в мягкий снег.
– Хера се холодина!!! – вскричал рептилоид и огляделся. – Какая огромная пустошь!!!
– Ты кто?! – округлив глаза, логично вопросил Дедюк.
– Здаров! – бодро ответил рептилоид и представился. – Лёха. Путешественник.
– Ты…?… Откуда?!
– Оттуда! – ответил Лёха, ткнув указательным корнишоном вниз, и вперился помидоровым взглядом в синее небо. – Какой странный потолок… Никогда такого цвета не видовал!
– Это не потолок. Это как его… небо.
– Небо? Что такое небо?
– Ну… это самое… Заканчивается земля и вот оно начинается.
– В смыссссле заканчивается?! Я что, на поверхности?
– Типа.
– Хххха-ха!! – радостно завопил рептилоид. – Я долетел!!! Я долетел! Надо Машке… Оооооой бляяяяя!!! Надо посадить флаг! Ты не против? Уууууууу!!!… Я долетел!!! АААААА!!!!…
Немного успокоившись, Лёха бегло осмотрел репу и приуныл. Землелёт изрядно потрепало, и дороги домой в мёрзлом грунте он вряд ли выдержит. Исходя из личного опыта проживания на поверхности, Дедюк определил, что к Машке Лёха сможет вернуться через месяца четыре.
– Можно у тебя перекантоваться? – спросил Лёха.
– Пьёшь?
– Смотря что и так, знаешь, по праздни…
– Пьёёёёёёшь. Живи, чо.
– Спасибо! Ты не мог бы мне помочь вытащить землелёт? А то он промёрзнет, я хрен вернусь отсюда. Тока погоди, я ща антенну уберу…
Всё ещё в состоянии грогги Дедюк наблюдал, как Лёха юркнул обратно в репу, что-то нажал, и ботва, вытянувшись в струну, со скрежетом опустилась в землелёт.
– Раз-два взяли! – и репу укатили в сарай. Дедюк чуть не умер от неожиданной физической нагрузки. Да, конечно, он был заслуженным комбайнёром. Но это вышло не нарочно – он заснул за рулём и случайно намолол на рекорд области (за это даже выдали грамоту, которую он до сих пор перечитывал в туалете).
– Чем займёмся? – живо спросил Лёха.
– Я в сельпо.
…Водка Лёхе не пошла. Случилось самое страшное, что может произойти с собутыльником при распитии – он абсолютно не пьянел, как бы Дедюк его не поливал. Комбайнёр было отчаялся, но потом вспомнил о мешке ДДТ, который спёр с колхозного склада пестицидов. Продать награбленное не получилось – склад рас****ила вся деревня, поэтому предложение наглухо угробило спрос. Лёха развёл порошок с талым снегом, капнул на Лёхину тыкву – и рептилоид блаженно чмокнул. Это была победа химии над трезвостью. С тех пор они ожидаемо зажили душа в душу.
…Лёху было не заткнуть. По вечерам, укутавшись в советское верблюжье одеяло, он рассказывал об увиденных мирах – сотнях маленьких и больших пустошах, которые он открыл. Раскрыв желтозубый рот, Дедюк слушал о сталактитах, уверенных, что это они, а не сталагмиты, растут вверх и доказывающих это переворачиванием фактов с ног на голову; об огромных дино-кротах, притаившихся в лавовых омутах, чтобы сожрать любого, кто зазевается на берегу; о подземных пиратах, бороздящих нефтяные моря в поисках галеонов, забитых до верху сокровищами в виде бутылей с чистой водой; о своём доме, о Машке и войне с брюквоголовыми, считающими, что брюква – избранный Овощным Богом овощ, а все остальные – лишь вредные сорняки.
– А как называется твой мир? – спросил как-то рептилоид.
– Селиваново.
– Селиваново… Красиво. Оно большое?
– Не, домов 20.
– А что дальше?
– Мелехово.
– А дальше?
– Я откуда знаю.
– Ты никогда нигде не был?!
– Чо я там забыл.
– И это он называет меня овощем… Плесни на тыкву, чо сидишь?