Керины сказки

– Приветик… – томно промямлила она ЕМУ. ОН молчал. Она сделала цокающий шаг в ЕГО сторону. В исправленный нос нежно ударил ЕГО кинзо-шанелевый аромат. ААААААААА!

«Я хочу ЕГО поцеловать. Хочу-хочу-хочу. Трескунов козёл. Явно мне изменяет. Точно себе говорю. УУУУУУУ!!!!».

Трескунова подлетела к НЕМУ вплотную и впилась в губы, несколько раз похлопав ладошкой по ЕГО бедру, потому что ОН – нахал. Странно. Почему-то вкус хлеба во рту. Пофигу. Его язык… Почему он такой твёр…

Крюк пробил ей щёку, обдав жуткой болью. Какая-то неведомая сила рванула их из реальности, оставив в прогретом воздухе еле заметную дрожь да недолгий вихрь тополиного пуха…

…Дышать стало невозможно. Трескунова открыла глаза и тут же стала сожалеть, что они у неё есть: её, всё ещё целующуюся с размякшими остатками ЕГО, с любопытством рассматривала огромная рыбина с развевающимися усами, лежащая на чешуйчатом брюхе. Исполинский карп лёгким движением плавника снял Трескунову с крюка. Трескунова стала задыхаться от ужаса и нехватки кислорода, и затрепыхалась в плавнике. Карп понял намёк и выпустил её в плетёный садок. Дышать стало легче. Трескунова шумно вздохнула, немного пришла в себя и огляделась. В мутном колеблющемся пространстве за жесткими прутьями она разглядела свою реальность – очертания усадебного дворика с персиковыми стенами и деревьями в кадках. Её коллеги, будто написанные крупными масляными мазками, разбредались с работы…

– Эй…! Девочкиииии!… Вызовите МЧС!!… – обессиленно шептала Трескунова, бредя параллельно им, хватаясь за прутья.

Но «девочки» не слышали и вскоре скрылись за шлагбаумом. Трескунова обо что-то оступилась. Глянула под ноги и превратилась в монумент себе. На дне садка лежали женщины. Много-много мёртвых, хорошо сохранившихся женщин. Здесь были княжны, белошвейки, фрейлины, экономки и горничные, Ударницы Социалистического Труда с соответствующими значками… Место было явно давно прикормленным. На грани обморока Трескунова схватилась за прутья и затрясла ими что есть мочи. Прутья пружинили, но не поддавались. Что-то тускло блеснуло внутри садка. Трескунова пригляделась – это была лакированная красная звезда на кожаной фуражке. Разводя руки для пущей скорости, она подошла ближе и разглядела обладательницу звезды. Это была увесистая комиссарша в кожаном пальто, перетянутым портупеей. В виске женщины Советской России зияла здоровенная дыра – видимо, большевистский поцелуй наживки был так же мощен, как и непобедимая Красная Армия. Ей повезло – она погибла сразу и без мучений, от рывка. На портупее что-то болталось. Ага, сабля в ножнах.

Трескунова обернулась – карп копался в каком-то ящике. Она осторожно вытащила саблю и на цыпочках двинулась к прутьям. В её реальности вечерело, и двор был еле виден. Надо спешить.

Удар ничего не дал, и Трескунова принялась пилить. Первый прут сдался достаточно быстро, но отобрал много сил. Карп что-то глотал из фляжки, не обращая на садок внимания. Распил второго прута показался вечностью. Надо разделаться с третьим – и вот она, свобода. Карп закрутил крышку и засунул под чешую. Трескунова почти допилила, когда карп уставился на неё своим холодным рыбьим взглядом. Сабля в руках Трескуновой «нырнула» вниз – третий прут был распилен. Женщина раздвинула прутья, боком просунулась вперёд и застряла. Что такое?! Бляцкий пушап, кто его вообще придумал!!! Карп оттолкнулся плавниками и рванул к садку, прижав усы к своей огромной башке. За садком вновь закончился кислород. Трескунова завертелась от нехватки воздуха, но это помогло – пушап треснул и подарил ей шанс. Организм запротестовал, требуя дышать, и в отместку забрал остатки сознания. Карп протянул плавник – но поздно: по реальности пошли круги, искривляя еле видимый силуэт Трескуновой, брякнувшейся на родимую собянинскую плитку…

… – Трескунов!!! Ты дома?!

– Да, мась! А чо ты была недоступна, я звонил раз шестьГОСПОДИ ЧТО У ТЕБЯ СО ЩЕКОЙ????????

– Ничего. Пирсинг неудачный.

– Пирс… зачем тебе…

– Решила тебя удивить, обновить наши отношения ПРОСТО НЕ СПРАШИВАЙ!

– У тебя сабля в руке?!

– Я сказала – не спрашивай! Что на ужин?

– Мы с детьми запекли рыбу…

– Отлично! Так ей и надо! Я сама её разделаю!

– Х-хорошо… Только хлеба нет…

– Чудно! Хлеб – не моё! Так, дети! Сегодня спите в наушниках!

– Почему, мам?

– Потому что мать с отцом будут заниматься термоядерным сексом до самого утра!

– Мась???!!!

– Плевать! Трескунов! Я тебя люблю!

– Я зна…

– Ни хера ты не знаешь! Я тебя сначала любила, потом десять лет не любила, а щас опять люблю! Шашки наголо!!! Где эта сраная запечённая рыба?!

…А в это время, в другой реальности, грустный карп собрал свои пожитки, взвалил на спину огромный садок и двинулся в сторону Большого Стеклобетонного Рифа, такого же исполинского, как и он сам, очень красивого и манящего яркими огнями даже через толщу межпространства. Карп расположился на берегу, достал из ящика тесто и вылепил красивую фигурку 90-60-90. Вставил ей в голову крючок и со свистом забросил к подножию Рифа, на самое дно. По слухам и атмосферному давлению он знал – попёр топ-менеджер.