…Просторную терем-избу Михаила, отстроенную рядом с Успенским собором, уцелевшим после пожара, охраняет целая сотня моих рейтар, разбивших подле нее бивуак. Непосредственно же вокруг дома несет охрану два десятка солдат при одном фальконете; они радостно поприветствовали нас с Тапани. В свою очередь, на ведущей к сеням лестнице я раскланялся со служивым из окружения Василия Петровича. Старый знакомец-то мой после отравления князя спешно отбыл в Рязань…
Ну что же – выходит, есть уже новости и от Прокопия.
У двери меня встретил осунувшийся Лермонт, временно исполняющий обязанность командира телохранителей кесаря; впрочем, он уже вроде как подыскал себе замену – и вовремя: горцу явно нужен отдых.
- Ты как, Себастьян? – он устало улыбнулся.
- Да уж получше, чем ты! Иди, хоть немного отдохни, Тапани тебя сменит.
Горец отвесил глубокий поклон.
- Премного благодарен! А то с позором вырублюсь на посту…
Я понимающе кивнул:
- Как великий князь?
- Лучше – кажется, к кесарю вернулась прежняя энергия… Кстати, он вызвал Давыда Жеребцова, вместе тебя дожидаются.
Я кивнул, вспомнив свое заминку на валу, после чего хлопнул товарища по плечу:
- Отдыхай, Джок. Вечером поговорим.
Тот вновь устало улыбнулся, после чего шутливым поклоном пригласил Тапани к своему посту – я же двинулся вперед, сквозь сени; в них мало света, но приятно пахнет восковыми свечами и лесными травами.
- Себастьян? Ну наконец-то мой спаситель соизволил явиться! – голос князя действительно звучит бодро, даже несколько неожиданно бодро. Войдя в горницу, и глубоко поклонившись вначале кесарю, а затем и стоящему чуть поодаль воеводе, я с интересом спросил:
- Так что же, Прокопий все же успевает?
Князь радостно улыбнулся:
- Да. Боярин Ляпунов наспех собрал три с половиной тысячи детей боярских и казаков, его усилил пятисотенный отряд служивых Зарайского воеводы Димитрия Пожарского. Теперь они вместе спешно следует к Москве и уверяют, что успеют присоединиться к нам прежде, нежели круль Жигижмонт пойдет на нас бранью…
- Пожарский?
Кесарь утвердительно кивнул, а я невольно улыбнулся. Вот и ты, Дмитрий Михайлович…
Пока что военный лидер «второго ополчения» и герой Смуты, князь Пожарский еще не успел покрыть себя лаврами неувядаемой славы. Он успел разбить лишь несколько отрядов тушинского самозванца, включая воровских казаков атамана Ивана Салкова на речке Пехорки – и спасти Коломну от ляхов, лихой ночной атакой разгромив крупный польской отряд в селе Высоком!
Однако в известной мне версии истории князь Пожарский проявил себя подлинным героем в боях за Москву. То есть во время польской резни городского населения – и одновременного штурма столицы ратниками первого ополчения, ведомого как раз Ляпуновым. Тогда Пожарский крепко потрепал ляхов, но был тяжело ранен – а уже после излечения его и пригласили стать военным лидером второго ополчения, так как князь был лучшим из
От «воспоминаний» меня отвлек вопрос Давыда Жеребцова:
- А что же наши посланцы в Калужский лагерь? Есть ли от них какие вести?
Тут кесарь впервые помрачнел:
- Вестей пока нет. Мы отправили нескольких казаков и келарей Троице-Сергиевского монастыря к воинам самозванца, но пока что от них ни слуха, ни духа. Боюсь, что…
Великий князь сделал красноречивую паузу, после чего продолжил, внимательно посмотрев в мою сторону:
- Мы неплохо укрепились под Дмитровым и вроде как держим все дороги, ведущие как в Калязин, так и в Москву. Но... Один раз отряды Лисовского уже сумели просочиться сквозь наши заставы. И пусть не столь и велико его войско – но ежели ударит в самый тяжелый момент боя, да в спину, много бед сотворит… Кроме того стрельцы, вставшие в заставах на пути из Суздаля, здорово бы пригодились нам здесь и сейчас.
Я кивнул, прекрасно понимая, куда клонит Михаил Васильевич.
- Полностью согласен.
Кесарь с одобрением посмотрел и на меня, и на Давыда Васильевича, после чего деловым тоном отдал боевой приказ:
- Тогда, братцы, вот вам моя воля: воевода Жеребцов берет примерно половину своих лыжников, семь сотен стрельцов. Ты же, полковник, весь свой рейтарский полк – за исключением, конечно, моей охраны.
Последние слова прозвучали после моего недоуменного взгляда, обращенного на князя – и тот вскинул руки в жесте притворного испуга, невольно вызвав мою улыбку.