Читаем Кесарево свечение полностью

Игры моей апофеоз,Твое лицо меж лунных фаз!Павлиний хвостВ руках горит, и жарко тает воскПрошедших лет и промелькнувших фраз..

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ах, Славки, к добру ли нам такая сентиментальность? Ты вспомнил то, что было так мучительно забыто. Как я тебя люблю!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (смущенно). Ну хорошо, отправимся к дельфинам, а потом по делам. Ты где сегодня выступаешь?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Только в Копенгагене. Хотела еще в Москву, но там эти несносные китайцы с их анкетами. А ты?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Только в Кейптауне. Звали еще в Ростов, но там на сегодня мусульманское шествие назначено, это уж все-таки слишком для столетнего оратора.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ну, в общем, к вечеру мы оба будем дома. Дом, заморозь шампанского!

ДОМ. В каком смысле?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ну, чтобы холодное было.

ДОМ. Оно всегда холодное.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ну, я это просто так, для шику.

ДОМ. Как это — просто так, для шику?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А что, дома сейчас выпускают без чувства юмора?

ДОМ. Я вас сейчас, Наталья Ардальоновна, задницей к Фьюзу поставлю.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну, видишь, все-таки с чувством юмора.

Все трое хорошо, по-молодому смеются.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Дом, ты, надеюсь, помнишь, кто у нас в гостях сегодня вечером?

ДОМ. Это он печется о моей памяти! Как я могу этого не помнить, Славочка? Сегодня у вас тот, кто был вчера и позавчера— большой придворный чин, из девятнадцатого столетия.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Тем более надо озаботиться шампанским. Ведь он без шампанского не может ничего, не может даже, подъезжая под Ижоры, посмотреть на небеса. А к шампанскому, мистер Дом, извольте приготовить гуся. Не виртуального, а настоящего, разумеется. Поджаристого, с корочкой, как у них на «Арзамасе» подавали.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Блестящая идея, Какашка! Вот будет сюрприз!

ДОМ (ворчливо). Да вы этого с корочкой и есть не будете — ведь это же полпуда чистого холестерина.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Зато он угостится. Ну что ему холестерин? (Хохочет). Ой, умру, ну что ему, на самом деле, холестерин? Он никогда о таком и не слышал. Ну пошли, Славка!

ДОМ. Не забудьте взять с собой «домовитей», а то еще опозоритесь в своих Копенгагенах и Кейптаунах.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Что бы мы делали без тебя, Дом, и без твоих «домовиток»? Наверное, давно бы уже были под стражей. Кряхтели бы в смирительных рубашках. (Протягивает маленькую штучку жене, другую такую же кладет себе в карман). Ну, прощай, дорогой уважаемый Дом!

ДОМ. Я не говорю вам «прощай», я говорю «до свидания».

Старики уходят в сторону моря, то есть в глубину сцены. Heкоторое время мы еще слышим их веселые голоса и мелодии песен «Ах, Артур Шопенгауэр» и «Павлиний хвост». Потом все замирает.

В тишине по дому проходит Дом в виде пожилого почтенного джентльмена. Легким опахалом стряхивает с предметов мебели цветочную пыльцу. Смакует оставшееся шампанское. Декламирует:

Проявляется сон, выплывает из грота.Сущим снится сирень, расставанья не суть.

Снимает с полки маленький томик, читает:

Человек умирает, песок остываетСогретый,И вчерашнее солнце на черных носилках несут

Останавливается в центре сцены, спиной к зрителям. Поднимает руки к Овалу. На несколько минут вместо сверкающего дня в театре воцаряется ночь. Овал флюоресцирует, узкие лучики света отходят от него и бродят по сцене. Слышится звук оттянутой и отпущенной толстой струны. Порой что-то так звякает в разгаре лета в переполненном жизнью пруду.

ДОМ. Я слышу тебя, Овал. Я понимаю. Но нельзя ли? Да, понимаю. Я понимаю тебя, Овал…

На сцене появляются огромные фантомы Петуха и Потгая с медвежьими ногами. Они неуклюже дефилируют под музыку, сходную с концертом для гобоя Алессандро Марчелло. И исчезают. Исчезает и Дом-джентльмен. Возвращается день. Из противоположных кулис появляются Второй и Вторая, клоны Мстислава Игоревича и Натальи Ардальоновны. Это пышущие здоровьем и красотой молодые люди, в которых все-таки видны черты только что ушедших стариков. Иными словами, это они же, Слава и Какаша, только в расцвете жизни. Оба в теннисных костюмах (разумеется, их играет та же самая пара актеров).

ВТОРОЙ. Привет, Вторая!

ВТОРАЯ. Привет, Второй!

ВТОРОЙ. Что делала утром?

ВТОРАЯ. Удаляла волосы с ног. Работала с трицепсами. Ела еду. А ты?

ВТОРОЙ. Брился. Работал с бицепсами. Ел еду.

ВТОРАЯ. Дома, кажется, никого нет.

ВТОРОЙ. Я слышал голоса Первых. Они что-то пели, что-то орали, как всегда, восклицательными знаками — в общем, обычная дребедень. Потом все затихло.

ДОМ. Они ушли к дельфинам.

ВТОРОЙ. Спасибо за информацию, хотя она мне и не нужна.

ВТОРАЯ. Я все-таки не понимаю, почему мы должны каждое утро удалять волосы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Остров Аксенов

Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине
Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине

Гений террора, инженер-электрик по образованию, неизменно одетый по последней моде джентльмен Леонид Борисович Красин – фигура легендарная, но забытая. В московских дореволюционных салонах дамы обожали этого денди, будущего члена правительства Ленина.Красину посвятил свой роман Василий Аксенов. Его герой, человек без тени, большевистский Прометей, грабил банки, кассы, убивал агентов охранки, добывал оружие, изготавливал взрывчатку. Ему – советскому Джеймсу Бонду – Ленин доверил «Боевую техническую группу при ЦК» (боевой отряд РСДРП).Таких героев сейчас уже не найти. Да и Аксенов в этом романе – совсем не тот Аксенов, которого мы знаем по «Коллегам» и «Звездному билету». Строгий, острый на язык, страшный по силе описания характеров, он создал гимн герою ушедшей эпохи.

Василий Павлович Аксенов

Проза / Историческая проза
Аврора Горелика (сборник)
Аврора Горелика (сборник)

Василий Аксенов, всемирно известный романист и культуртрегер, незаслуженно обойден вниманием как драматург и деятель театральной сцены.В этой книге читатель впервые под одной обложкой найдет наиболее полное собрание пьес Аксенова.Пьесы не похожи друг на друга: «Всегда в продаже» – притча, которая в свое время определила восхождение театра «Современник». «Четыре темперамента» отразили философские размышления Аксенова о жизни после смерти. А после «Ах, Артур Шопенгауэр» мы вообще увидели Россию частью китайского союза…Но при всей непохожести друг на друга пьесы Аксенова поют хвалу Женщине как началу всех начал. Вот что говорит об этом сам писатель: «Я вообще-то в большой степени феминист, давно пора, мне кажется, обуздать зарвавшихся мужланов и открыть новый век матриархата наподобие нашего блистательного XVIII».

Василий Павлович Аксенов

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги