Кесарево свечение

Нардин-Нащокин,
Боже правый,
Не верю я своим ушам!
Сей звук звучит, как артишоки,
Как пальмы грива
В роще славы,
Как к пиву чудо-черемша!

НАРД. Черемша моих предков, то есть, я хотел сказать, череда моих предков, милостивый государь, представляет собой не что иное, как симфоническую процессию истинных патриотов.

ГОРЕЛИК. Вот именно, симфоническую! Прошу меня простить, князь, но мой долг исследователя заставляет меня задать вам один мимолетный вопрос. Знакома ли вам фамилия Дудделдорф?

НАРД. Что-то не припомню. Однако должен добавить, что, в отличие от всякой хлестаковщины, мы, Нардин-Нащокины, всегда несли свои депозиты на алтарь отечества.

ГОРЕЛИК. Прошу прощения, в ваших семейных хрониках, по какой-то причине засекреченных ЦК КПСС и рассекреченных упрделами эрэф, в доме большого орла, сударь. Двуглавого Феникса, с вашего позволения, есть запись примечательного события. В самом начале Петровской эры воевода города Кружка и Кружковской губернии, его сиятельство князь Блажен Нардин-Нащокин хоть еще и не названный губернатором, но в огромном парике и с хвостом шпаги-стрекулистки, отбыл из России во главе царской миссии к венскому кесарю. Странно, что записи о его возвращении не обнаружено. Скорее всего, она засекречена огэпэу, а их секреты в доме большого орла до сих пор святыня, сударь. Дело в том, что ваш предок утек в Европу, как какой-нибудь наш простой советский невозвращенец. Так что поздравляю, сэр, у вас в роду был герой, настоящий антисоветчик. Мне, однако, удалось выяснить, что князь, скрываясь под фамилией Дудделдорф… Фэймос, давай рифму на Дудделдорф!

ФЭЙМОС. Дудки дроф.

ГОРЕЛИК. На худой конец сойдет, на толстый не влезет. Короче, он стал основателем большой австрийской семьи, и все они из поколения в поколение играли на литаврах в Венском симфоническом оркестре. Он страстно хотел, чтобы его потомство забыло о своих русских внутренностях, но почему-то во всех поколениях там находились русские патриоты, включенные в симфоническую процессию, о которой вы упоминали.

НАРД. Да-да, припоминаю, там есть один Дудделдорф, который занимается реставрацией русского антиквариата. Но что из того?

ГОРЕЛИК. Ну, скажем, не реставрацией, а изготовлением подделок, однако ведь и в этом есть что-то патриотическое, не правда ли?

ЛИЛИ (мужу). Он над нами издевается! Ну подожди, сейчас я ему устрою! (Горелику). Послушайте, любезнейший, не принимайте нас за простаков. Многие из нас поддерживают непосредственную связь с Ленинградом.

ФЭЙМОС. Ты хотела сказать — с Санктом, душка Лили, с Санкт-Петербургом?

ЛИЛИ. Для меня он всегда Ленинград. (Поет). «Гоурод нат шамно Наевоу, гоурод нэш хи славик боуивой»… Я там спросила про вас, а там говорят, что вы совсем не тот, за кого себя выдаете. Вроде как у Пушкина, ревизор-инспектор. Маша Волчицына, например, сказала, что вы сбежали с-под стражи, c'est vrai?[66]

ГОРЕЛИК. Княгиня, вы мне как раз напоминаете эту Машку Волчицыну с Аптекарского острова. Такая же тяжелая рыжая кошка.

ЛИЛИ. Пжалста?

ГОРЕЛИК. Мне нравится брать таких кошек под пузо.

ЛИЛИ (почти истерически). Пжалста?

ГОРЕЛИК. Фэймос, рифму на «пжалста»!

ФЭЙМОС. Пожалуйста — жимолость.

ГОРЕЛИК. Вот это уже рифма гиганта.

ЛИЛИ (мужу, в крайнем возбуждении). Ты слышал — ему нравятся тяжелые рыжие кошки! Он любит брать их под пузо!

НАРД (глуховато). Пжалста?

Наступает очередь Алекса Мамма.

ФЭЙМОС. А это просто один из наших служащих, Алекс Мамм, но из старинного рода фон Молчалиных.

ГОРЕЛИК. Позвольте заметить, что до пятнадцатого века они были Мамчачалины, но потом во время набега хан Мамча угнал один слог, что и дало возможность образовать нынешнюю шикарную фамилию, не имеющую никакого отношения к молчанию.

МАММ. Я не «один из», босс! Я жених вашей дочери!

СОФИ. И то и другое, дурачок, — ты один из женихов.

ГОРЕЛИК. Да, мы уже спотыкались друг о друга в самом начале.

МАММ. В самом начале чего?

ГОРЕЛИК. Да пьесы же, конечно.

МАММ. Какой еще пьесы?

ГОРЕЛИК. Ты хочешь сказать, что принимаешь все это всерьез?

МАММ.

Жизнь для меня — не лицедейство
И не шумиха, не успех.
Пусть вслед мне скажут без лакейства:
Во имя принципов усоп!

СОФИ (мгновенно бледнеет). Ох! (Краски возвращаются).

Как два воплощения мужской элегантности приближаются Воронцофф и Олада.

ФЭЙМОС. Перед вами еще два представителя наших знатных родов — граф Воронцов и князь Олада. Не исключаю, что вы с ними, доктор Горелик, успели уже познакомиться. Не исключаю даже, что нашли много общего в жизненных интересах.

ВОРОНЦОФФ (молча кивает).

ОЛАДА. Имею честь.