Читаем Кесарево свечение полностью

ФЭЙМОС. Vous avez raison, grand-maman.[69] Нужно опросить наш высший совет по всему миру, князей Куракиных в Австралии и виконта Чурило-Пленковича в Монако, и всех, что я сейчас же и сделаю с помощью современной техники. (Вынимает из кармана свой «мобиль», начинает названивать).

С этого момента и почти до конца его пребывания на сцене «мобиль» будет звонить у Фэймоса под мышкой, и он будет вполголоса советоваться с членами совета на животрепещущую тему: может ли аристократ драться с семитом; были прецеденты или не было прецедентов.

СОФИ (с внезапным отчаянием). Да ведь их двое, а он один! Один! И сумасшедший! Пошел к черту, Мамм! Ты не сумасшедший!

Бал снова затемняется, березовая роща, куда, перешла троица дуэлянтов, высвечивается.

ГОРЕЛИК. Какое у вас оружие, хлопцы?

ВОРОНЦОФФ. По пистолету «Макаров» и по складному ножу «арафат». А у вас какое, милостивый государь?

ГОРЕЛИК (обескураженно). Никакого. Только руки. И ноги.

ОЛАДА (обрадовался). Ну, значит, с безоружным драться нельзя. Дуэль отменяется.

ВОРОНЦОФФ. Или, по крайней мере, переносится. На следующий год. В Россию.

ГОРЕЛИК. Отменять нельзя и переносить нельзя. Во избежание самоубийств или бесчестной резни. Вспомните Печорина и Грушницкого, парни. Нам троим не жить на свете — или двое останутся, или один. Весьма сожалею, что так получилось. Поскольку дуэль у нас двойная, мы сделаем просто. Ты, Колян, отдаешь мне свое оружие. Мы с Жекой стреляемся, а если… хм… я уцелею, мы с тобой бросаем ножи. Это честно?

ВОРОНЦОФФ И ОЛАДА. Честно. Вполне. (Олада передает Горелику оружие, тот углубляется в его изучение).

Игра теней и света. В роще дуэлянты отмеряют расстояние. На балу танцуют с некоторой маниакальностью. Царит по-прежнему Мими.

РЕПОРТЕРЫ (друг другу). Мы потеряем главное событие: убийство семита людьми благородного происхождения. Да где мы их найдем в этой чертовой тайге? Есть предложения? Нужно оставаться здесь: произойдет нечто неожиданное.

Появляется Какаша. Она в бальном платье, совершенно неотразима. Ветер услужливо взвихривает ее подол, напоминая об историческом снимке Мэрилин Монро. Первое время ее не замечают, что дает ей возможность объясниться со зрителями.

КАКАША. Ну вот, какая я идиотка! Потеряла шубу, потеряла билет до Москвы через Гонконг и Токио, потеряла все деньги, что мне мужья дали. Выскочила из самолета в последний момент, и вот все эти дела без меня улетели. Надеюсь, что хоть приличной девушке они достанутся. Впрочем, может быть, я и не такая уж дура, не глупее других, как с первого взгляда покажется. Шуба, на кой она, если такая весна вдруг разыгралась? Деньги — ну что я их первый раз, что ли, теряю? Как я могу их не терять, если никогда пересчитать не умею — хоть сотню, хоть лимон? Билет — ну как я могу улететь за тыщи миль, когда у меня так интуиция разыгралась, а она говорит мне, что Славка здесь остался, а я ведь интуиции своей всегда верю, и она меня не подводит, ну как?

Хочу я верить интуиции,А не столпам слепых скрижалей!Пускай китаец чтит Конфуция,Славянку цепи не сдержали!Я верю в воздух древней Греции.Ахилл в аттической дубравеМеня заждался. Я в проекции,Я словно глаз в лесной оправе.

Ну вот, опять — я, я, я! Временами тошнит от бесконечного «я». Прислушаешься, что вокруг звучит — я, я, я. Им что-нибудь рассказывают, а они только ждут, когда рассказ кончится, чтобы взяться за свое: «а вот я», «а вот мне», «а вот у меня». Такова и ваша покорная слуга, беглая рабыня. А между прочим, душа не всегда хочет «я», она нередко страждет по «нему». Соединится с «ним», чтоб не было ни «я», ни «он», чтоб что-то новое возникло, без названия, без слова. Не так ли?

Ее замечают. Сенсация. Все поняли, что это та, о которой столько было сказано сегодня, из-за которой весь сыр-бор разгорелся. Бросаются. Фэймос впереди на правах старого родственника.

ФЭЙМОС.

Я знал, что ты вернешься, девство!Европа, свет мне свой прольешь!К усталому в бесмертье ЗевсуСпиною нежною прильнешь!

КАКАША. Дайте мне бокал шампанского. О, я вижу, вы люди со вкусом, пьете «Татинже»! Дайте сигарету. Ну а теперь говорите, где он? Кто он? Вы прекрасно знаете, что я ищу только одного — Славку Горелика, и интуиция мне подсказывает, что он где-то здесь. Ну почему же все замялись, и вы, мой Зевс? А почему я не вижу в благородном обществе моих мужей? Не притворяйтесь, ведь вы же все знаете про нас. Вы знаете, что я Какаша.

ЛИЛИ (с высокомерной светскостью). Кстати, душка, почему у вас такое странное прозвище?

КАКАША. Да это просто детские глупости. Наташа-Какаша.

Перейти на страницу:

Все книги серии Остров Аксенов

Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине
Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине

Гений террора, инженер-электрик по образованию, неизменно одетый по последней моде джентльмен Леонид Борисович Красин – фигура легендарная, но забытая. В московских дореволюционных салонах дамы обожали этого денди, будущего члена правительства Ленина.Красину посвятил свой роман Василий Аксенов. Его герой, человек без тени, большевистский Прометей, грабил банки, кассы, убивал агентов охранки, добывал оружие, изготавливал взрывчатку. Ему – советскому Джеймсу Бонду – Ленин доверил «Боевую техническую группу при ЦК» (боевой отряд РСДРП).Таких героев сейчас уже не найти. Да и Аксенов в этом романе – совсем не тот Аксенов, которого мы знаем по «Коллегам» и «Звездному билету». Строгий, острый на язык, страшный по силе описания характеров, он создал гимн герою ушедшей эпохи.

Василий Павлович Аксенов

Проза / Историческая проза
Аврора Горелика (сборник)
Аврора Горелика (сборник)

Василий Аксенов, всемирно известный романист и культуртрегер, незаслуженно обойден вниманием как драматург и деятель театральной сцены.В этой книге читатель впервые под одной обложкой найдет наиболее полное собрание пьес Аксенова.Пьесы не похожи друг на друга: «Всегда в продаже» – притча, которая в свое время определила восхождение театра «Современник». «Четыре темперамента» отразили философские размышления Аксенова о жизни после смерти. А после «Ах, Артур Шопенгауэр» мы вообще увидели Россию частью китайского союза…Но при всей непохожести друг на друга пьесы Аксенова поют хвалу Женщине как началу всех начал. Вот что говорит об этом сам писатель: «Я вообще-то в большой степени феминист, давно пора, мне кажется, обуздать зарвавшихся мужланов и открыть новый век матриархата наподобие нашего блистательного XVIII».

Василий Павлович Аксенов

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги