Кетцалькоатль (СИ)

Обычно не вижу лица врагов, точнее, как-то размыто, не запоминая, но иногда, не всегда в опасных ситуациях, словно бы фотографирую чье-то и откладываю в загашник мозга, чтобы позже, во время сна, выскальзывало оттуда и мстило, превращая сладкую иллюзию в кошмар. Никогда в жизни не боялся так, как во снах, а повидал немало всяких ужасов. Этот уавек был невысок ростом, широкоплеч и с покрытым шрамами лицом. Такое впечатление, что со лба, носа и щек содрали кожу, а потом прилепили обратно, но не точно, не разгладив складки. Гладкий широкий подбородок казался чужим на пошмоцанном лице. Зрачки расширились во всю радужку и, как черные дыры, всасывали визуальную информацию, не фильтруя. Он ударил копьем с бронзовым наконечником, попав в приподнятый мной щит, и тут же нарвался на острие сабли, воткнувшееся в шею ниже гладкого подбородка, и как бы насунулся на елмань, коротко изрыгнув на нижнюю треть клинка густую темно-красную кровь. Я одновременно ударил навалившегося на меня врага щитом плашмя и выдернул саблю. Предполагал, что это вождь, что сейчас последует куч чимал, но не срослось. Прижатый напирающими сзади соратниками, он, мертвый, с понуренной головой, из-за чего пучок ярких перьев, красных, синих, изумрудных, дергался возле моего лица, еще какое-то время находился передо мной, оседая медленно. Этим убитый враг помогал мне, защищая от прямых ударов, но и мешал поражать тех, кто был за ним. Я быстро и коротко, потому что замахнуться хорошо мешала давка, сёк тех, что были перед моим соратником, стоявшим справа. Сабля запросто проламывала головы с черными густыми волосами, зачесанными вверх и собранными в конский хвост, разрезала темные, загорелые шеи с напряденными мышцами, разрубала ключицы, отсекала руки с копьем, занесенным над плечом… Затем, продвигаясь помалу вперед, я наступил левой ногой на живот уавека с пошмоцанной мордой, оказавшегося к тому времени на земле. Опора была ненадежная, поэтому продвинулся вперед сразу на шаг, чтобы поставить правую на твердую сакбе между двумя вражескими трупами. Пространство передо мной начала расчищаться, что позволило наносить более сильные удары. Одним ударом я сносил голову или рассекал по косой грудную клетку, открывая бледно-розовые легкие, быстро заливаемые кровью, которые продолжали дышать. Постукивание, порой сильные, по щиту и шлему напоминали, что враги отвечают, несмотря на старания моих соратников-соседей по шеренге.

Шагая в прямом смысле слова по трупам, я медленно и уверенно продвигался вперед. Сначала казалось, что уаве никогда не кончатся. Со временем в их рядах начали появляться просветы, которые становились всё шире. И вдруг — этот момент для меня всегда наступал внезапно — словно разбросанные в разные стороны взрывом, ни одного врага не оказывалось поблизости, и я видел только их спины, стремительно удаляющиеся. После чего останавливался и делал выдох, такой глубокий, будто во время всего сражения только вдыхал воздух.

Мы уничтожили около двух сотен вражеских воинов. Как человек нескромный, предполагаю, что на мой счет можно зачислить сто пятьдесят. Кого-то убил одним ударом, а на кого-то потребовалось два и даже три. Если взять в среднем по два удара на врага, то получается, что я махнул саблей триста раз, причем сделал это очень быстро и вложив максимум силы. Математика войны. Жаль, не могу подсчитать, сколько это в джоулях и сколько за короткий промежуток времени потерял веса в килограммах. По-любому, это самая тяжелая работа. И самая востребованная во все времена.

46

Поселение уаве располагалось на возвышенности на правом берегу реки и состояло из квадратных каменно-деревянных домов разного размера с четырехскатными крышами из листьев и сухой травы, построенных вокруг невысокой трехступенчатой прямоугольной платформы из камня, посредине которой под навесом из тростника находился алтарь — каменный цилиндр высотой и диаметром с метр с вогнутой верхней поверхностью. Улицы не вымощены, но очищены от земли до камня и выровнены, чтобы без проблем ходить по ним босиком. Судя по погибшим воинам, уаве не знают, что такое обувь. Все жители, включая маленьких детей и дряхлых стариков, разбежалось в разные стороны. У них было время, потому что мы остаток дня потратили на оказание первой помощи раненым и сожжение убитых, к вечеру следующего дошагали до реки и только утром нашли брод через нее. В домах остались запасы маиса и муки из него, тыкв, фасоли, перца, вяленой рыбы, но всю живность увели. Только пара индюшек, удивленно кулдыкая, расхаживала по пустой улице, пока их не пустили под нож.