Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА

С самого начала игры я чувствую себя несколько иначе. Первые броски выходят отменными. В защите я наперед вижу то, что должно произойти. Безукоризненно выбираю время для маневра. Чувствую себя словно боксер. Как это часто бывает, я не слышу ни голосов с трибун, ни собственного тренера. Вижу только то, что делаю. Вижу кольцо. Вижу бросок. Чувствую спокойствие в запястьях, спокойствие в плечах. Замедляю свое сердцебиение так, чтобы дышать ровно и размеренно.

В перерыве мы ведем плюс девять. В третьей четверти «Кингс» отыгрывают восемь из этих девяти очков. Наступают заключительные двенадцать минут. Я бросаю, блокирую и подбираю как одержимый, но о статистике не думаю. Только об итоговом счете.

Мы ведем в три очка за 2,2 секунды до конца. «Таргет-Центр» сходит с ума. «Кингс» владеют мячом – на своей половине площадки. Все на ногах. Каждый болельщик. Каждый игрок. Для «Кингс» это ситуация пан или пропал. Наша команда знает, что они хотят доставить мяч Педже Стояковичу, своему главному мастеру по «трешкам». Я думаю: будет ли у меня шанс сфолить и позволить им забить два с линии, чтобы потом мяч вернулся нам? Никакого овертайма не будет. У «Кингс» не осталось тайм-аутов, поэтому они обязаны ввести мяч в игру в течение пяти секунд. Легендарный рефери Дик Баветта отдает мяч разыгрывающему «Кингс» Дагу Кристи, чтобы тот ввел мяч в пределы площадки. Начинается обратный отсчет пяти секунд. Пытаясь запутать наше защитное построение, вся команда «Кингс» перемещается: они разбегаются, как разбегаются тараканы, когда ты включаешь свет.

Кристи точно навешивает мяч через всю площадку. Я прыгаю, но кирпич пролетает в сантиметрах от кончиков моих пальцев и падает точно в руки Крису Уэбберу. Вот дерьмо! Я быстро возвращаюсь. Уэбб делает легкий показ на бросок, и я ведусь на эту уловку, выпрыгивая так высоко, как только могу в попытке заблокировать его бросок по неприкрытой корзине. Я промахиваюсь. Но, к счастью, мне удается выпрыгнуть достаточно высоко, чтобы мои вытянутые руки и торс не привели к фолу на нем. Если я сфолю, а он забьет трехочковый, мы проиграем.

Точно попадая в темп, Си-Уэбб запускает мяч красивым броском: идеальный прицел, идеальная дуга траектории. Мяч падает в цилиндр… и… невероятно, невообразимо… отскакивает обратно. Си-Уэбб немного перекрутил мяч.

Все кончено. Я набираю тридцать два очка при двадцати одном подборе – игровой номер Малика! – и пяти блок-шотах.

Я дрожу от радости и посылаю эту радость духу Малика. А потом обязательно подхожу к Си-Уэббу, чтобы крепко, по-медвежьи, обнять его. Люблю этого чела. Он вдохновил меня стать тем, кем я в итоге стал. Я должен сообщить ему об этом.

Я запрыгиваю на судейский стол и поднимаю руки вверх, приветствуя всех фанатов. Но победа оказывается с горьким привкусом. После проигрыша «Лейкерс» в следующем раунде мой двенадцатилетний отрезок в «Ти-Вулвз» завершится. Я оставлю город, который так полюбил.

Silence / Тишина

Я ненавидел проигрывать, но за все прошедшие годы научился видеть в проигрышах нечто гораздо большее. Я мог смириться с поражением. Я проиграл сотни игр в своей жизни. Меня задевали не столько поражения, сколько те чувства, которые я из-за них испытывал. Из-за поражений я чувствовал себя никчемным. Чувствовал себя безнадежным. Поражения заставляли меня вновь переживать те эмоции, которые переживал маленький мальчик, запертый в доме своей матери в Молдине. Те же эмоции, которые я испытал, когда мои пацаны заложили меня и меня исключили из школы.

Поражения возвращали меня в тот день, когда Мама оставила Эшли и меня у ленты выдачи багажа в аэропорту Мидуэй. Поражения вгоняли меня в депрессию. А депрессия – сидящая глубоко внутри, густая, как туман, кажущаяся безвыходной депрессия-мразь, – это то, чего никто не захочет признать.

И вместо того чтобы признать ее существование, я ничего не говорю. Проигрывая игру или серию игр, я просто закрываюсь ото всех. Не задавайте мне вопросов. Не разговаривайте со мной. Даже не приближайтесь. Дайте мне спрятаться в темном углу, потому что я не знаю, как нужно выражать эти эмоции. А даже если бы знал, не захотел бы их демонстрировать. Не хочу анализировать и подвергаться анализу. Просто оставьте меня в покое, наконец, и дайте переварить.

Я слышал, как депрессию называют яростью, обращенной внутрь. В этом есть смысл. Источником ярости могло быть что-то, что случилось со мной в детстве, или что-то, что случилось буквально вчера. Это не важно. На площадке я могу выразить эту ярость своей энергичной игрой. Могу играть, как одержимый демонами. Но куда направлена ярость, когда я за пределами площадки? Она направлена внутрь. Тогда я возвожу стену и отталкиваю мир прочь. Я затихаю.