Кевларовые парни

…У лифта, как застоявшийся конь, топтался Зеленый. Руки практиканта были заняты пакетами с бутербродами, а челюсти что-то усиленно перемалывали, словно окружающие его люди так и норовили выхватить и сожрать его добычу.

— У-у-у! — промычал он Котелкину, что, естественно, должно было означать приветствие. После событий в квартире Энгельсгарда Зеленый словно оперился, превратившись из гадкого утенка если не в белого лебедя, то в подрастающего индюшонка — это точно.

С трудом проглотив сухомятку, Лева доверительно шепнул Котелкину:

— Нефедов исчез!

И тут же, осознав реальность физического превращения в евнуха — Дед не терпел коридорных трепачей, — жалобно проскулил:

— Только я вам этого не говорил!

Не дождавшись подтверждения ответа, Зеленый шмыгнул в распахнувшиеся двери.

В кабинете была тишина, будто на столе лежал покойник. Дед мрачно курил, роняя пепел мимо пепельницы. Адмирал с флегматичным видом точил обломок карандаша, доводя его до тонкости швейной иглы. Олега за столом не было.

Парни молча кивнули, предложили присесть. В этом заведении слово «садитесь» не употреблялось со времен ЧК.

Соколов влетел со скоростью трамвая на вираже.

— Быстро. — В руке его был листок. — Сиреневый бульвар, шестнадцать, корпус два, квартира семьдесят четыре. О, как ты кстати! — Увидев Котелкина, Олег всплеснул руками. — Понимаешь, вчера вечером Нефедов исчез. Ночью все кошки серые… Короче, наружка его потеряла. Всю ночь кочевряжились, и только сейчас он попал под технику… Звонил жене Кузина.

— Заметил наблюдение? — Котелкин соображал, какова его роль в ситуации.

— Да кто его знает. На «Тургеневской» сидел в вагоне, читал книгу. Радио объявляет: «Следующая станция “Колхозная”», — он книгу захлопнул и в двери. Наши не успели… Вот и думай! То ли зачитался, то ли… Что сидите?! — заорал Олег на бойцов. — Объяснять надо? Чтобы все в лучшем виде. Живого и здорового… Лично! Товарищу Котелкину! — И, снизив тон, добавил: — Петру Ивановичу!

Нефедов оказался невысоким и неказистым на первый взгляд парнем. О нем можно было сказать — худой, но это была не худоба, а та самая сухощавость, которая свидетельствует о двужильности, какой-то особой живучести и выносливости. Сначала дернулся, пытался сопротивляться, но, узнав, кто его берет, сник и добровольно протянул кисти.

В машине был спокоен. Адмиралу даже показалось, что он удовлетворен таким ходом событий. В приемной Нефедов повеселел. Убедившись, что он и вправду попал в госбезопасность, попросил закурить.

Как ни странно, но показания Нефедова поражали своей логичностью и доказательностью. Он действительно звонил жене Кузина и предлагал довести до него информацию придерживаться легенды. Свои имя и фамилию он этой женщине не назвал, потому что они ей ничего не сказали бы: ведь с Кузиным они служили хотя и вместе, но в разных батальонах, и только земляческие отношения как-то формально их объединяли…

Для Котелкина становилось ясно, что ранее существовавшая версия начинает рушиться, как карточный домик, и тем не менее что-то не давало ему покоя. Какой-то навязчивый и нудный комар зудел в ухе «не верь, не верь, не верь», отвлекая и не давая сосредоточиться на главном. Длинный допрос утомил всех. Дед откровенно зевал, отчаявшись услышать что-то новое. Котелкин подбрасывал в топку беседы сигареты и, как человек некурящий, стоически терпел и дым и смрад их переработки.

— Квилидзе Гурам, Гурам Георгиевич, — чуть слышно пробурчал себе под нос Дед и вдруг неожиданно для всех заорал прямо в лицо Нефедову: — Зачем Ваху убил, сука?!

От резкого пронзительного вскрика Котелкин подскочил, как ошпаренный. Эффект был настолько силен, что все присутствовавшие в комнате оцепенели.

Но больше всех ошалел от перемены темпа Нефедов. Его глаза стали похожи на десертные блюдца, а лицо приобрело цвет кукурузы молочно-восковой спелости.

— Колись, сука, зачем Ваху замочил! — Дед в упор смотрел на Нефедова. Овосковевший Нефедов не мог вымолвить ни слова. Фразы булькали в горле, как в трубке телефонного аппарата ВЧ, не умея оформиться во что-то членораздельное.

— Это не я… Я не виноват! — Подсознание Нефедова вошло в режим самосохранения. — Мне приказали!

— Зачем Ваху замочил? — орал Дед, все больше входя в роль. — Колись, сука!

Магнитофон мотал и мотал, как заклинание, на пленку: «Я не виноват! Меня заставили».

Почему Дед вспомнил про Ваху, он объяснить не мог. Зато четко, со свойственной физику логикой, это явление растолковал Пушкарный: Дед постоянно держал в подкорке почти неуловимую связь между убийствами Вахи, Энгельсгарда и Логинова… Связь призрачную, воспринимаемую подсознанием профессионала.

Все начало вставать на свои места. Есть киллер, взорвавший Ваху. Есть человек, пустивший пулю в коченеющее тело Логинова. В связи с тем, что все три пули были выпущены практически одновременно, сейчас трудно определить ту, что послужила причиной смерти. А потому Котелкин получил достаточно широкий люфт, использование которого давало очевидное преимущество.