Кевларовые парни

— Сдается мне, с вами все ясно. Судя по тем материалам, что мы собрали, ваша вина может рассматриваться как соучастие… Если так, то обвинение по сто второй статье мы можем снять. Считайте, вам повезло… И вы, скорее всего, будете переведены в Бутырку.

Это сообщение буквально парализовало Кузина. Лицо его сделалось настолько бледным, что под тонкой кожей стали угадываться синенькие жилки кровеносных сосудов.

— Что это вы так разволновались? — Котелкин изумленно посмотрел на подследственного. — Рады, небось? А?

Радости в глазах Кузина не читалось. Напротив, здоровенный амбал стал медленно валиться на пол с привинченной к полу табуретки.

Через час Кузин, проглатывая слова, говорил и говорил, словно его могли перебить. Речитативом проскакивала скороговорка: «Меня убьют, не переводите в Бутырку, я боюсь». Ни Котелкину, ни Адмиралу так и не удалось понять, что крылось за этими словами. То ли стереотип Бутырки обладал магическим воздействием, то ли действительно были основания…

Суть показаний сводилась к следующему. Застрелив Энгельсгарда и водителя, Кузин и Логинов не рискнули лезть в машину за документами, которые объект довольно часто возил с собой, — с эстакады съезжало несколько машин: «делегация какая-то, что ли…» Во всяком случае, в колонне угадывались машины сопровождения. Поэтому, бросив все, киллеры скрылись с места преступления.

Как утверждал Логинов, заказчик был взбешен. Подельники оказались заложниками: если не добудут папку, то… Через несколько дней Логинову позвонил бывший сослуживец Нефедов и предложил встретиться. Кузин долго отнекивался. Все мысли его и Логинова были сосредоточены совсем на другом. Однако Нефедов настаивал и, потеряв терпение, сказал фразу, от которой у Кузина мурашки побежали по телу: «Между прочим, я еще не видел бронированных людей. Особенно среди тех, кто ищет чужие клады». Кузин тут же пригласил Нефедова к себе домой.

Котелкин писал, еле успевая за сбивчивой речью своего подследственного.

«Прибыв около 20 часов (жены в это время дома не было), он вынул из сумки бутылку водки и закуску. Мы посидели за столом, выпили, закусили, поговорили о прежней службе. В это время мне позвонил Логинов, но я с ним разговаривать не стал, сославшись на занятость. Услышав мой разговор с Логиновым, Нефедов изменился в лице и, когда я положил трубку, сказал: «Я, собственно, о нем хотел с тобой поговорить!» Далее он рассказал, будто ему известно все, что мы совершили. Более того, Нефедов сообщил, что доверяет мне и потому решил открыть некоторые секреты, ставшие ему известными. Некто Геннадий (фамилию и отчество он не назвал) нанял его, чтобы убрать Логинова и меня. Он сказал, что, по мнению заказчика, мы ведем двойную игру, а потому стали опасны. Отказаться Нефедов не мог, но с учетом доброго отношения ко мне решился на этот разговор. Он подчеркнул, что хотел бы помочь мне, а потому предложил выйти из игры. Я понял, что ситуация крайне серьезная, и, с учетом того, что Логинов втянул меня в это грязное преступное дело, посвятил Нефедова в наш план похищения папки из квартиры гражданина Энгельсгарда. Нефедов предложил мне после получения материалов застрелить Логинова из пистолета с глушителем».

ТТ, изъятый у Кузина, а также самодельный, но вполне приличный глушитель и патроны с уменьшенным пороховым зарядом сейчас находились на баллистической экспертизе.

Котелкин перевернул кассету и положил перед собой чистый лист бумаги.

«Я понял, что отступать некуда: везде найдут, а потому согласился. Честно говоря, последнее время Логинов и мне не внушал доверия. Он стал нервным, много пил, после чего бывал агрессивным и злым. Под влиянием нервного напряжения плохо контролировал свои слова.

Что произошло на улице, могу лишь догадываться. Скрывшийся за бетонной перегородкой Нефедов не мог видеть, кто стрелял по Логинову от подъезда, а потому открыл огонь.

Не исключено, что выстрелы он отнес на мой счет, хотя звук ТТ с глушителем очень легко отличить от автоматной стрельбы.

Да, забыл сказать, что Нефедов разработал мне легенду поведения, которой я и придерживался все время в СИЗО. Прошу рассматривать мои показания как чистосердечное раскаяние».

Котелкин облегченно вздохнул. Не откладывая дело в долгий ящик, он решил сразу допросить Нефедова. Сделать это немедленно оказалось сложно: был банный день, а потому следователю пришлось ждать окончания водной процедуры. Пользуясь паузой, Петр Иванович достал бутерброд и, вскипятив чай, еще раз перечитал материалы дела.

После бани и холодного душа новых улик Нефедов стал не менее откровенным. Отступать и ему было некуда: он еще не знал, что его пуля не задела жизненно важные органы и не могла быть причиной смерти Логинова.