— Люди мира! Они сегодня по всему свету свои щупальца разбросали… Короче, ты своему Кошелкину…
— Котелкину.
— …скажи, чтобы чемодан собирал в Минск. И за услуги мои не забудь с него слупить.
— Вторая серия будет?
— Вторая? Вторая за тобой!
Медовый месяц не получился. Дела фирмы завертели-закрутили и Мицкевича, и его супругу. Отдохнув в санатории Верховного Совета всего неделю, они вернулись на службу.
Происшествие, связанное с Мюнхеном, все дальше отходило на второй план. Екатерина пришла в себя и если вспоминала происшедшее, то больше иронически. Она больше не вздрагивала по ночам, не пугалась телефонных звонков. Весенние дни в санатории они провели, как и положено молодоженам. Голова Мицкевича кружилась от счастья, жизнь казалась безоблачной и вечной. В санатории народа было мало, а потому никто им не досаждал, не мешал наслаждаться друг другом.
Возвращаясь в Москву, Василий Васильевич и Катя однозначно постановили, что их семейные отношения не повлияют на отношения служебные. Новые времена диктовали и новые подходы, а потому служебная соподчиненность супругов не должна была никого волновать. Екатерина определила для себя и заявила мужу, что она не будет иметь решающего голоса ни при каких обстоятельствах. Мицкевич, полагаясь на деликатный характер супруги, считал, что «один ум хорошо, а два, тем более вооруженные женской логикой, — лучше втройне».
Посвежевшая Екатерина произвела на фирме фурор. Цвет лица, сияние глаз и сногсшибательная одежда делали ее неузнаваемой.
В конторе все шло своим чередом, и только в приемной сидела молоденькая девчушка, взятая по протекции одного ответственного товарища. Ловкая и умелая, она была на «ты» с компьютером, знала в совершенстве два языка, и это обстоятельство особенно радовало Екатерину Васильевну: первой леди было не с руки заниматься протокольными переводами и прочими техническими мелочами. Зато Анюта, как звали секретаршу, эту работу выполняла охотно, вполне логично полагая, что язык надо совершенствовать в активной языковой среде.
Анюта быстро вошла в курс дела. Она умело решала свои не очень сложные задачи и даже помогала другим.
Правда, иногда Екатерина обращала внимание, что детский наивный взгляд временами становится не по-детски жестким и пронзительным.
Олег Иванович Сокирко был не так прост, как кому-то казалось на первый взгляд. Несмотря на пролетарское прозвище «Кувалда», он обладал весьма живым умом, изумительной интуицией и, как это ни странно, был чувствителен и сентиментален. Олег Иванович уже и не помнил, кто первый и в связи с чем назвал его «Кувалдой». Крепкая кость, мощные мышцы и такие же крепкие нервы — вот, наверное, то, что было замечено этим «крестным отцом». Долгие годы кличка импонировала Сокирко, она как нельзя лучше характеризовала его мужские качества: силу, упорство, какую-то особую стать, так уважаемую в любой, в том числе и криминальной среде. Однако скудный рацион лагерной баланды не проходит даром. Возраст также неумолимо накладывает отпечаток на человеческий организм и на упомянутую стать тоже.
Отбывая последний срок в лагере, Сокирко до зубной боли (в буквальном смысле — более крутая «кувалда» из молодых да ранних вышибла ему четыре передних зуба) осознал порочность известной пословицы «Сила есть — ума не надо». Он понял, что сила — явление временное, а ум… Задумавшись над этим парадоксом, Олег Иванович начал меньше полагаться на бицепсы и кулаки, а больше работать серым веществом. По прошествии некоторого времени стало очевидным, что он не так глуп, а его реальные шансы в этом мире значительно увеличились. Отсутствие каких-либо сдерживающих факторов существенно расширяло поляну для игры, и незаметно для себя Сокирко выдвинулся в сферы, еще вчера им самим осуждаемые.
Вырученные от криминального бизнеса деньги стали обращаться во благо, то есть попросту пускаться в дело. Пройдя курс молодого бойца в сфере внутренней торговли, Сокирко всерьез взялся за внешнеэкономическую деятельность.
Мелочиться не стал. Посмотрев на суетливую деятельность российских челноков, он с ходу отбросил этот бизнес. Даже если взять его под свой жесткий контроль, больших дивидендов он не сулил. Выбрав из молодой криминальной поросли людей смышленых, Кувалда, как мудрый японец пятидесятых годов, стал собирать идеи. Несмотря на то, что многие из этих идей были бредовыми, как сама эпоха в России, он не отбрасывал и их. Несколько раз сортировал состав своих советников, пока не остановился на круге лиц и образованных, и в меру циничных, и смелых, способных на риск. Новое время великих реформ привело в криминальную сферу людей одаренных, знающих, умеющих думать. Именно свежим умом молодые шакалята существенно потеснили старых авторитетов. Не считаться с этим и не использовать их было бы неосмотрительно. Да и небезопасно.