— Я сказал — «стурки», салабон! — Под грозным взглядом ожившего Деда Зеленый потемнел.
— Уточним диспозицию, — Олег перевел разговор в практическое русло.
— Докладываю. В ста пятидесяти метрах от окружной автомобильной дороги находятся киоски, принадлежащие курдам из Азербайджана, — по-военному формулируя, начал докладывать Дед. Румянец на щеках и горячечный блеск в глазах делали его похожим на больного, преодолевшего кризис. — По сообщению сотрудников милиции с поста ГАИ, они появились там немногим более полугода назад. — Дед перевел дыхание. — Как мне рассказали, киоски принадлежат нескольким семьям. Якобы беженцы. Чтоб я так жил! Беженцы… Торгуют тампаксами, памперсами, сникерсами, сивухой разной и прочей нелицензионной дрянью. Команда, я вам признаюсь, еще та! Что ни вечер — разборки. То изобьют кого, то обобрут…
— Оберут.
— …ограбят. У милиции от них геморрой. Заявлений тьма, но реализации никакой. Свидетелей не найдешь, тем не менее… Чуть появится милицейская «канарейка» с попугаем, со всего района «чернота» бежит… Самое главное, что впереди бабы и дети. Разорутся — святых выноси. Ну, заберут кого, ну, подержат… А потом все равно выпускают. Ничего не поделать — откупятся и отбрешутся… Но что примечательно — к ним и местные команды не лезут, даже самые крутые. То ли договорились, то ли боятся.
— Да нет, просто социализм по-горбачевски — это интернационализация криминальных структур всей страны, — глубокомысленно заметил Адмирал. — Пока мы договора о двусторонней юридической помощи между бывшими республиками заключаем, эти без договоров и границ решают все вопросы.
— Ты хоть кого-нибудь опросил? — поинтересовался Олег.
— Обижаешь, шеф! Всегда, — насупился Дед. — Ты что, думаешь, мне совсем сознание отшибло? Кого только не опрашивал.
По тону было понятно, что подобный опрос для Деда стоил многого. Была задета честь старого опера, непростительно попавшего в дурацкую ситуацию. Парни знали, что опрашивать Дед умел, но одно дело — собирать сведения, касающиеся других, и совсем иное — когда влипаешь сам…
— Народные мстители из числа местных аборигенов много чего порассказали…
— Народные мстители — это кто? — не удержался Зеленый.
— Бабульки, которые у подъездов сидят, — пояснил Дед. — Эти целыми днями в свои файлы информацию откладывают. Запомни, сынок: народные мстители — сокровищница информации, только к этой сокровищнице ключ найти надо…
— А также делить на восемнадцать то, что они скажут, — добавил Олег, скептически относящийся к подобным источникам.
— И тем не менее! — Дед хватался за информацию старух, как утопающий за соломинку. — Они мне много чего поведали. Кто у них главный, кто есть ху! Да и сам я посмотрел на всю эту камарилью. Человек десять абреков шашлыки с арбузами под зонтиками жрали и «нэ видели». Ясно, что и видели и знают, кто кейс прибрал, но молчат, сволочи.
— Про это «ху» ты сейчас на бумаге изложи, а я пока к вождям. Посплетничаю. — Олег поднялся. — Изложишь подробно, но без красивостей, — что, где, когда и «ху».
— Может, еще погодить, глядишь, найдется, — опять затосковал Дед.
Мужики разочарованно покачали головами. Сказать это вслух мог только человек, испытавший тяжелейшее потрясение и находящийся в пограничной зоне между трезвым умом и полной невменяемостью. Документы, как показывала практика, не находились, особенно в период стремительных реформ правоохранительных органов, за которыми не поспевали подпольные типографии, изготавливающие липовые ксивы.
Об оружии разговор особый: утерянные или похищенные стволы всплывали случайно и не всегда. Чаще в связи с совершением преступлений. Что касается официальных документов милиции и госбезопасности, в криминальной среде на них был особый спрос, а такса имела зеленоватый оттенок.
— Прощание с телом закончено, — подвел итог Олег. — Помогите лишенцу наваять документ… Ну, сами знаете, чтобы с меньшими потерями…
ОЛЕГ
День обещал быть трудным. Справедливости ради надо отметить, что каждый день, проведенный Олегом на Лубянке, бывал трудным, но происшествие с Дедом уплотнило график до предела. Нештатность ситуации усугублялась драконовскими мерами, принимаемыми в подобных случаях. Дабы избежать особо суровых последствий, надо было действовать быстро и решительно, по горячим следам. Сумбурная информация, полученная от невменяемого Деда, мало что проясняла. Ясно было одно: ушел ствол, ушли документы, ушли деньги. Хотя Дед хорохорился, все понимали, что те гроши, которые он получал, лишними не были — трое детей, старые родители.
Такая картина была у многих парней, оставшихся в конторе. До получки без долгов не доживал никто. После девяносто первого года жалования даже старшего офицера хватало на две недели. Как опера дотягивали до дня ЧК (так назывался день получки, традиционно двадцатое число), не мог сказать никто.
Олег уже прикинул, что можно перенести на завтра, а что из запланированного поручить коллегам. Вряд ли кто испытает удовольствие от дополнительных проблем, но в положение войдут непременно — в этом сомневаться не приходилось.