Кеворка-небожитель

На поляну выбежала Чапа. Маленькие синие цветы запутались в ее голове. Чапа раньше бродячая была, пока снова с Витей не повстречалась, но теперь уже он не по рассеянности, а от души ее погладил, и она, счастливая, пошла за ним, и они вместе пришли сюда.

— Выполняю приказ Нака, — коротко объяснил Витя. — Выльем жидкость под корни дерева, будем свободны. Нак мне это сам пообещал.

— А как же мы? — расстроился Аленька.

— Не знаю. Нак про вас ничего не говорил, а я… я тогда не посмел за вас просить. Но мы с Чапой решили, как только получим свободу, сразу же пойдем искать вас.

Запах стал удушающим, все начали кашлять.

— Смотри, что ты сделал, умник! — Кеворка вырвал у Вити из рук пузырек. — Траву, кусты — умертвил, а дерево, дерево…

— А твое-то какое дело, предатель! Чего ты все время лезешь в наши дела? А ну отдай, что у Витьки отнял, и нечего тут лапать! — Аленька выхватил из Кеворкиных рук пузырек и выплеснул остатки жидкости под корни Гвадария.

Кеворка закрыл лицо руками.

— Нет нам прощения…

Фигософ тяжело закашлялся, зашатался, его охватил непривычный жар, и чтобы охладиться, он начал сильно раскачивать крону вверх-вниз, слева-направо. Все вокруг потемнело, поплыло, Гвадарий стал задыхаться и корчиться от страшной боли.

Из колючих кустов с шумом выбрался Раплет.

— Ага, — торжествующе заскрежетал он, — теперь уж точно вы мои — никто! Молодец, Кеворка, ловко ты их загнал в нашу ловушку! Скоро эта дубина завопит, — он кивнул на Гвадария, — и мы с тобой сразу начнем наши прихлопы и притопы.

— Он лжет, не верьте ему! — закричал Кеворка в отчаянии.

— А я что вам всегда говорил? Предатель — предатель он и есть! — заорал Аленька по своей привычке как резаный.

Раплет захохотал: он наслаждался местью.

Гвадарий весь почернел, кора слезла чулком с его мощного морщинистого ствола и там обнажилось дупло.

— Я вспомнил! — Кеворка бросился к дереву. — Я все вспомнил!

Он встал на цыпочки и заглянул в дупло.

Звездная ночь космоса холодно глянула ему в душу, он отпрянул назад и прошептал: «Выход… это — наш выход!»

Огромный мир оглушил его и наполнил светом и звоном.

— Я? — крикнул он в надежде на спасение.

— Они… — откликнулось слабое эхо ему и в нем самом.

— Они… — тихо повторил он и стремительно повернулся к землянам.

— Здесь — выход, спасение… ваше! Скорее сюда, я помогу вам…

«Они…» — пришел еще более мощный отклик.

— Земля вас зовет — слышите?!

Мы столпились у дерева, мы кричали, мы плакали от счастья и еще непонятно отчего.

— Кеворка, а как же Кима? А ты разве не с нами?

Услышанный нами голос далекой Земли вмиг соединил нас всех воедино. Мы схватились за руки. Чапа уцепилась за Витю всеми четырьмя лапами. Теперь мы по-настоящему снова стали своими, близкими и понятными друг другу.

Гвадарий громко застонал и с огромным усилием изверг из себя большую матрешку — целое семейство мал-мала-меньше — запретный, тайный плод своей любви. Его качало из стороны в сторону — одно резкое движение — и большая матрешка, кувыркаясь, полетела куда-то вниз, поблескивая светлым лаком при свете звезд. Он закричал от жалости к себе и ко всем остальным, которые жили и умирали с его знаменитым триединством на губах — «спокойствие, равновесие, невмешательство».

.. любовь, только любить… — стонал Гвадарий Фигософ не в силах овладеть собой.

Кеворка — красный от напряжения — протискивал всех нас по очереди в узкое чрево Гвадария.

Первым выбросился Аленька, за ним Витя с Чапой, потом — Наташа…

Очертя голову, с закрытыми глазами, летели мы за матрешкой — она знала дорогу. Мы летели домой — вольные мы птицы.

— Прощайте… — долго неслось нам вслед, — будьте живыми…

Цепкие руки Раплета схватили Кеворку.

— Негодяй, изменник, открыл чужакам наш выходной канал! — хрипел Раплет. — Взять его!

Невесть откуда на поляну просочились туманистые авезуды, которые могли превращаться во что угодно. Сейчас они выглядели великанами-карибами. Они схватили Кеворку и скрутили его винтом. И вдруг их руки ослабли, пот прошиб надменные лица, которые размякли и стали похожими на осевшее тесто. Тяжелый хрип раздался у самого уха Кеворки, и он увидел такие же размытые лица знаменитых альдебаранских ученых во главе с самим Наком Пакуа.

Послышался треск, завизжали колючие кусты, и, проклиная все на свете, на поляну выкатился вездесущий Цытирик, налегая из последних сил на тележку с вандарами.

Страшная картина представилась его взору.

— О Гвадарий, что с вами сделали! — зарыдал Цытирик и бросился на вздыбленные и обезображенные корни правителя Альдебарана и стал их гладить дрожащими руками.

«Так это и есть Гвадарий Фигософ?!» — ахнули про себя все присутствующие.

Фигософ зашелся долгим глухим лающим кашлем и, как слабоумный, просипел что-то нечленораздельное и судорожно затряс изуродованными лапами в чудовищных черных наростах.