Я хотел на этом поставить точку и завершить главу. Закончено сравнительное хронологическое изложение событий, представлены некоторые авторские комментарии по ходу их развития. Можно было бы этим и ограничиться, коль скоро судьба Идола как таковая не является самостоятельным сюжетом моей книги. Но, как уже говорилось ранее, она неразрывно переплелась с судьбой Освальда, который является главным персонажем моего исследования, и КГБ. Кроме того, противная сторона (ее небольшая, но влиятельная часть) заблудилась в «системе трех сосен»: КГБ – Освальд – Носенко, и в результате мрак, покрывавший тайну участия КГБ в далласских событиях, до конца так и не был рассеян. Все это вынуждает меня высказать свое сугубо личное мнение о том, почему за океаном Идол превратился в «злого духа», а не стал ключом к разгадке самого «таинственного» для тамошних разведывательных служб периода жизни Освальда.
Читателям, которые не любят готовых решений, предлагаю прервать чтение на этой странице, поразмыслить над изложенной историей, оценить действия сторон, сделать свое заключение и потом, если появится желание, продолжить чтение и сопоставить выводы с мнением автора. Итак, прежде чем поделиться своими умозаключениями, должен подчеркнуть, что в основу анализа, на котором они построены, легли фактические сведения по теме, взятые из книг западных авторов, отдельные официальные документы разных организаций в США, а также материалы уголовного дела КГБ, воспоминания о тех днях – мои и моих коллег, в том числе имевших непосредственное отношение к расследованию бегства Идола. Понятно, что выводы делались с позиции продолжительного опыта работы в КГБ и частичного знания методов деятельности противостоящих спецслужб.
Так почему же зашли в тупик опытные специалисты по советским делам, занимавшиеся в ЦРУ делом Носенко?
Попробую назвать и рассмотреть три причины, или три ошибочных подхода, которые мне видятся главными. Начну по порядку.
1. В конце декабря 1961 года в ЦРУ появился «свежий» перебежчик, сотрудник резидентуры КГБ в Хельсинки. Это был большой подарок для Джеймса Энглтона, только что отметившего седьмую годовщину на посту начальника внешней контрразведки ЦРУ, куда он был назначен в 1954 году, по странному совпадению – 20 декабря, то есть в День чекиста – ежегодный ведомственный праздник КГБ.
Анатолий Голицын, получивший в американской разведке псевдонимы АЕЛААЛЕ и Джон Стоун, в британской – КАГО, а в КГБ – кличку Горбатый, помимо прочей оперативной информации однозначно заявил американцам, что в ЦРУ внедрен высокопоставленный советский агент. Это немедленно сделало его фаворитом Энглтона, который, одержимый такой же идеей, все семь лет неустанно охотился за «кротом» в ЦРУ, включая даже самый высший эшелон. Одновременно Стоун представил модель будущей работы КГБ с подобным агентом: для его поддержки будут направляться люди извне под легендой перебежчиков или двойников, которые, передавая фрагменты дезинформации, должны подкреплять доверие к внедренному агенту. Внедренный человек, в свою очередь, будет способствовать подтверждению подлинности пришельцев извне. Несостоятельность модели, показанной как общий подход КГБ к работе с ценной агентурой в спецслужбах противника, очевидна, ведь подготовка и привлечение новых людей к ее реализации, расширение «технологического пространства» проведения всей операции, разрастание внутренней и внешней оперативной информации по ней не способствуют обеспечению безопасности ценного источника, а создают дополнительные слабые звенья и тем самым больший риск провала. Но Стоун явно заботился о собственной безопасности. К модели он добавил еще то, что направляемые КГБ в будущем «перебежчики» будут также выполнять задания по его личной компрометации и дискредитации переданных им сведений. Заняв место фаворита, он ограждал себя от возможных в будущем конкурентов и создавал для них прокрустово ложе.