КГБ и тайна смерти Кеннеди

Из беседы с В.Е. Семичастным, в тот период председателем КГБ: «Вопрос. Владимир Ефимович, какова была реакция в КГБ и в государственном руководстве на измену Носенко? Ответ. Сахаровский доложил мне, что в западной прессе прошло сообщение о том, что Носенко попросил политического убежища, находясь в составе советской делегации в Женеве. Было известно, что накануне ухода он звонил домой и уточнял дозы лекарств, которые должен был приобрести для дочери, страдающей астмой. По каналам МИДа сообщил также какую-то информацию для своего отдела, где являлся заместителем начальника (Второго главного управления. — О.Н.). Первичная информация об обстоятельствах ухода сводилась к тому, что Носенко вел работу с какой-то дамой как объектом изучения и возможной вербовки. Но, по словам Сахаровского, она сама его изучала. Якобы в тот же вечер, после звонков в Москву, Носенко уехал с ней в ресторан за границей Швейцарии, а затем оказался на базе ВВС США на территории ФРГ.

Все произошедшее было для нас как гром среди ясного неба. Дело было очень серьезным, оно не просто взволновало нас всех, но, пожалуй, привело в шоковое состояние. Настроение во Втором и в Первом главных управлениях было не из веселых. В ЦК я сразу докладывать не стал, пока не поступили на наши запросы ответы из резидентур. Получив их, позвонил Хрущеву, доложил, что может быть серьезный ущерб, поскольку Носенко много знал — проработал в КГБ одиннадцать лет. Высказал версию, что, возможно, его «увели», но, скорее всего, он ушел сам. Новые сведения доложим дополнительно. В ответ Хрущев заявил: «Разберитесь как следует, что произошло. Вы же подводите страну, он ушел не просто как ваш, но как работник под крышей другой организации. Разберитесь во всем и доложите». После устного доклада пошла записка в ЦК с информацией по нему.

Все это время мы с Сахаровским обсуждали, как снизить ущерб от измены, локализовать провал, сколько оперработников, которых знал Носенко, придется отзывать из резидентур, и другие меры. Во время этих обсуждений родилась идея предложить Хрущеву направить президенту Джонсону за его подписью письмо с просьбой возвратить нам Носенко, сославшись при этом на то, что просит об этом его престарелая мать, что отец его был весьма заслуженный человек.

Эти тревожные для нас дни совпали с проведением очередной сессии Верховного Совета. Я решил подойти к Хрущеву в перерыве одного из заседаний, на которых я присутствовал. Я прошел в комнату отдыха для президиума, расположенную за сценой. Все Политбюро находилось там, расположившись небольшими группами и ведя беседы между собой. Хрущев тоже стоял там, рядом с ним стоял Микоян. Я подошел к ним и обратился к Хрущеву: «Никита Сергеевич, по этому тяжелому событию, связанному с делом Носенко, помимо всех предпринимаемых нами мер мы хотели предложить вам обратиться с письмом к президенту Джонсону, чтобы попросить его возвратить Носенко в Союз». Хрущев выдержал паузу, лицо его на глазах побагровело, он весь напрягся и ответил: «Ты обосрался, сам и отмывайся, я не хочу и не буду этим говном заниматься.

Вы страну подвели. Мы тебя послали в органы, чтобы почистить там, там много было еще…». Хрущев после моего предложения был очень накален, в выражениях совсем не стеснялся.