Во время этого допроса Освальд сказал, что он марксист. Он повторил два или три раза: «Я марксист, но не марксист-ленинец». Он сказал мне, что радиостанция в Новом Орлеане, на которой он участвовал в дискуссии, была та самая, что передавала программу Билла Стаки. Он вновь отрицал знакомство с Алексом Хиделлом в Новом Орлеане и опять повторил о своих симпатиях к Комитету справедливого отношения к Кубе и к делу, за которое борется комитет.
Допрос продолжался еще некоторое время: затем начальник полиции Джесси Э. Керри пошел в канцелярию и спросил меня, готов ли я к переводу этого человека в тюрьму. Я ответил ему, что мы будем готовы, как только в подвальном этаже будет закончена организация охраны, откуда Освальд должен был быть посажен в машину для перевозки его в окружную тюрьму. Я возражал против того, что телесъемочные камеры загораживают тюремную дверь, и Керри объяснил мне, что эти аппараты передвинуты и что телесъемщики находятся достаточно далеко от двери. Тогда я сказал ему, что мы готовы. Он приказал нам приготовить заключенного, прибавив, что он и его помощник Стивенсон встретят нас в окружной тюрьме. Рубашка Освальда, бывшая на нем в момент ареста, была снята и отправлена вместе со всеми другими вещественными доказательствами в криминологическую лабораторию в Вашингтон для производства сравнительного анализа. Освальд сказал, что он хотел бы надеть рубашку, принесенную вместе с другой его одеждой в канцелярию, поверх майки, которая на нем была. Мы выбрали лучшую рубашку из его вещей, но он сказал, что он предпочитает надеть более теплую рубашку черного цвета. Мы сделали эту замену, и я спросил его, не хочет ли он надеть шляпу, дабы во время перевозки в автомобиле хоть несколько прикрыть лицо, вместо того чтобы предстать пред взорами толпы с открытой головой. Он не захотел этого сделать. Тогда полицейский Дж. Р. Ливелл соединил наручниками свою левую руку с правой рукой Освальда, и мы вышли из канцелярии, чтобы приступить к перевозке.
Поскольку этот доклад писался с черновых заметок и по памяти, вполне возможно, что один из упомянутых вопросов являлся темой другого допроса, а не того, что указан в этом отчете. Освальд допрашивался в самых неблагоприятных условиях в моей канцелярии размером 9 футов 6 дюймов на 14 футов и лишь с одним выходом, что вынуждало нас каждый раз, когда его переводили из моей канцелярии в тюрьму — расстояние в 20 футов, — вести его через толпу из сотен людей. Толпа обычно делала попытки окружить его, выкрикивая вопросы, зачастую содержащие оскорбления. Эта канцелярия также окружена большими стеклянными окнами. И множество полицейских работает у них окон. У меня нет в этой канцелярии магнитофона, и я не был в состоянии вести протокол допроса.
Мне приходилось много прерывать допросы, выходить из канцелярии для допроса других свидетелей или для получения от полицейских дополнительной информации, необходимой для допроса.
ДОКЛАДЫ АГЕНТОВ ФЕДЕРАЛЬНОГО БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ
23 ноября 1963 г.
ЛИ ХАРВИ ОСВАЛЬД, 1026, Бекли-авеню, Даллас, Техас, допрашивался капитаном Уильямом Фритцем из Бюро по расследованию убийств и грабежей Главного управления полиции Далласа. Специальные агенты ФБР Джеймс П. Хости и Джеймс У. Букхаут присутствовали во время этого допроса. Когда они в 3 ч. 15 мин. дня вошли в комнату, где производился допрос, капитан Фритц уже некоторое время допрашивал Ли Харви Освальда.
Оба специальных агента назвали себя Освальду и поставили его в известность, что они являются представителями следственных властей и что все, что он скажет в их присутствии, может быть использовано против него. Освальд проявил враждебное отношение к ФБР и к обоим специальным агентам и сделал ряд нелестных замечаний относительно ФБР. Освальд потребовал, чтобы капитан Фритц снял с него наручники — следует заметить, что наручники были замкнуты за спиной Освальда. Капитан Фритц приказал одному из детективов снять наручники и вновь надеть их на Освальда спереди.