КГБ и власть. Пятое управление: политическая контрразведка

А к тому времени Президент уже успел зарекомендовать себя «неведающим о том, что происходит в стране». Особенно, когда общественность хотела иметь достоверную информацию. Для него, «как снег на голову», обрушились события в Тбилиси в апреле 1989 года, он «не знал» о том, что вот-вот вспыхнет карабахский конфликт, да и в других случаях уклонялся от того, чтобы принять на себя хотя бы малую часть ответственности за происходящее в стране. Поэтому, когда В. А. Крючков доложил ему о готовности к проведению акции, а в ответ услышал: «Действуйте», — Крючков попросил принять его и Ф. Д. Бобкова для подробного доклада. Доложили, получили одобрение. Особенно настойчив был Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, министр иностранных дел. Он сказал даже, что хорошо бы эту акцию начать с Грузии, где у власти был Гамсахурдия.

А потом председатель КГБ и его первый заместитель попросили не только устного разрешения, но и письменного. И тогда Горбачёв и Шеварднадзе высказали удивление. Шеварднадзе сказал: «Зачем? Это акция спецслужб. Она не должна санкционироваться государством. В каком положении окажется МИД?».

А Горбачёв сказал: «Но я же даю своё согласие».

Ему ответили: «Этого мало, Михаил Сергеевич, ибо это акция — не спецслужб, а государственной власти. Она наводит порядок в стране, а спецслужбы и армия выполняют её волю».

По предложению Горбачёва окончательное решение отложили на неделю, затем еще на неделю…

А девятого января 1991 года Горбачев у себя в кремлевском кабинете вновь принял Бобкова и председателя КГБ Крючкова. На сей раз повод был печально простой. Президент СССР должен был подписать указ об освобождении от должности первого заместителя председателя КГБ Ф. Д. Бобкова и переходе его в «пенсионную» группу — в группу генеральных инспекторов Министерства обороны.

Вот уже исчерпаны необходимые формальности и благодарности за службу и за доверие. Но не тот человек Бобков, чтобы уйти просто так.

Не стесняясь торжественности момента, он высказал то, о чем неотступно думал последние месяцы, что томило душу. О том, что власть теряет страну, межнациональные конфликты рвут ее на части, что люди, обеспокоенные ценами, преступностью, коррупцией, ожесточаются. Горбачеву не верят ни коммунисты, ни демократы. Никто не может понять, какую линию ведет руководство страны.

Не доклад звучал — обвинительный монолог.

Горбачев не перебивал. И вдруг сказал то, чего никто не ожидал:

— Внуков жалко.

Осознанно или эмоционально вырвавшаяся фраза выдала сокровенное. Потом Бобков не раз возвращался к ней. Удивительно, но она совпадала с его ощущением перестройки.

И пришедшая следом догадка: выходит, Горбачев знал, куда завел страну. Знал…

Но знал ли он тогда, в марте 1985 года, когда стал Генеральным секретарем ЦК компартии, — куда заведет?!

Возвращаюсь к статье Эриха Соловьева, которая так и манит своим названием «Личность и ситуация в социально-политическом анализе Маркса». В свое время Соловьев был интересен Пятому управлению. Нахожу в статье вот эти строки: «Политическое представительство — это особая роль, которая требует не только субъективной преданности классу, но и особых способностей. Человек, который берет на себя эту роль, заведомо не имея возможности справиться с нею, совершает безнравственный поступок, если не преступление»[63].

Пытаюсь соотнести эти строки с поведением Горбачева и понимаю, почему у него вырвались эти слова покаяния в прощальной беседе с Бобковым: «Внуков жалко». Может быть, он уже осознавал, что, взяв на себя роль лидера, заведомо не имея возможности справиться с нею, он совершил «безнравственный поступок, если не преступление»?

Глава 22. Как остановить государственного деятеля, если его деятельность ведет к гибели государственного строя?

В 1974 году в Гаване состоялась встреча делегаций органов государственной безопасности социалистических стран. Кубинцы были инициаторами такой встречи, которая всем участникам пришлась по душе. Был предметный разговор профессионалов контрразведки о том, как странам социализма объединить свои усилия в защите государственного строя. Выступали главы делегаций, представляющих органы безопасности Польши, Германской Демократической Республики, Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Монголии и республик СССР.

Но всех потрясло выступление начальника контрразведки Чехословацкой республики Волимира Мольнера. Вот что он сказал: