Я решил, что в этой ситуации не было больше смысла держать в тайнике пленку с секретными документами и что нужно вынуть ее оттуда и уничтожить. Придя в помещение пункта «Импульс» во время обеденного перерыва, когда там никого не было, я подошел к тайнику. Присев на корточки, я ножом стал отделять плинтус от стены, и, к моему удивлению, при первом же прикосновении плинтус отвалился. То есть отвалилась его часть в месте моего тайника. Под плинтусом зияло пустое углубление в стене. Контейнер с пленкой исчез. Я глазам своим поверить не мог и проверил все еще раз. Все безрезультатно. Тайник был пуст. Теперь я только заметил, что плинтус не был плотно прикреплен к стене, как мы это сделали при закладке, а только слегка приложен к месту. Тот, кто вынул пленку второпях, видимо, не успел приклеить плинтус назад к стене.
Я был в состоянии шока. Сидел на корточках и не отрываясь смотрел на пустое отверстие в стене. Это пустое отверстие означало для меня трагедию. Конец. По советским законам за утерю совершенно секретных документов полагается срок тюремного заключения минимум на 7 лет. Тот, кто выкрал пленку, наверняка это знал. Кто-то нанес мне смертельный удар в спину подло, по-советски. Кто это мог быть, я мог только гадать. Официально о тайнике знал, кроме меня, только резидент Шебаршин. Кому еще мог он об этом рассказать, я не знал. Да это теперь было и неважно. Тот, кто это сделал, создал безвыходное положение. Вернуть пленку в тайник или подбросить, скажем, резиденту, он не мог. Это было бы явным указанием на то, что я к этому не имел отношения. Он мог только сидеть и ждать, когда ее пропажа обнаружится официально. В любом случае ответственность за пропажу этих совершенно секретных документов ложилась на меня. Моя блестящая карьера была окончена. А карьера действительно была блестящая. За одну командировку в Иране я был трижды повышен в воинском звании, пройдя от лейтенанта до майора. Но важнее, чем звание, было продвижение в должности. За время командировки я был повышен в должности три раза. От младшего оперативного работника я прошел через должности оперативного работника, старшего оперативного работника и помощника начальника отдела. Кроме того, неофициально в Центре мне дали понять, что моя кандидатура серьезно рассматривается на должность начальника географического направления после моего окончательного возвращения из Ирана. В КГБ такое продвижение по службе только за пять лет случается не так уж часто. И вот теперь все это рухнуло. И не только это. К чертям летели все мои секретные планы, осуществление которых я намеревался начать после возвращения в Советский Союз.
Первым моим естественным желанием было пойти и немедленно доложить обо всем резиденту, а затем найти и наказать подлеца. Однако я понял, что это ни к чему не приведет и будет равносильно самоубийству. Резидент должен был бы обязательно сообщить об этом в Центр, оттуда могла поступить только одна реакция. Мой вызов в Москву для разбирательства обстоятельств дела. Я решил подождать с докладом.
В это время с обеденного перерыва вернулся наш оператор пункта «Ипульс» Аркадий Глазырин. Увидев меня сидящим у стены, он спросил, что я там делаю. Я прямо ответил ему, что вскрыл свой тайник и не обнаружил там его содержимого. При этом я заметил, что содержание тайника особой важности не представляло. Аркадий осмотрел пустой тайник, поковырялся в нем и, что-то пробурчав, ушел к себе в комнату. Он наверняка не придал этому случаю большого значения. Оно и к лучшему.
В те дни я пребывал в каком-то странном состоянии. Один я приходил на работу, писал телеграммы в Центр, разговаривал с приятелями и т. д. Другой же я постоянно думал только об одном. ЧТО ДЕЛАТЬ? Я не мог есть, мой организм отказывался принимать пищу. По ночам меня мучили кошмары, точнее, один и тот же сон. К моей кровати подходит человек во всем черном и заносит над головой топор, чтобы меня прикончить. После этого я в ужасе просыпался.