КГБ против СССР. 17 мгновений измены

Начальник контрразведки ведь тоже человек, а стало быть, им можно и должно (в какой-то степени!) вертеть. Что позволяет Делать манипуляция, мы можем вспомнить по фильму «Новые приключения неуловимых». Сюжет помнят все. «Наш человек в Одессе» Буба Касторский предупреждает вышедшего на него Даньку Щуся, указывая ему на особняк контрразведки: «Здесь с людьми делают такое, что сказать противно!» Разумеется, он не стремится туда. Но вот Даньку опознают, а заодно и конферансье Бубу забирают два «искусствоведа в черном». Но не на того напали! Еще при задержании Касторский перехватывает инициативу и тащит этих двоих во всегда раскрытые двери. Далее сцена разворачивается в кабинете полковника Леопольда Кудасова. Но вместо сакраментальных вопросов «Когда? Где? Через кого и при каких обстоятельствах?», задаваемых перед мордобоем, тон бесед задает сама жертва: удобно и основательно (шиш вы меня отсюда выгоните!) усевшись в приставленное кресло, он ведет разговор в своем русле: «Родненькие мои, я же всегда к вам стремился! Вы забрасываете меня в нужную вам страну, а я…» И далее следует пространное предложение, как он будет помогать контрразведке. Кудасов обессиленно падает в кресло и несколько раз ревет: «Да помолчите же вы!!!» Пожалуйста, на мгновение хитрый еврей замолкает. Тут приводят на очную ставку избитого Даньку: «Узнаете?» Касторский переспрашивает: «Это что, тоже наш человек?!» Кудасов падает в кресло. Данька говорит, что таких будут вешать на фонарях. Касторский просит избавить его от оскорблений «этого босяка!». На этот раз у Кудасова уже не хватает сил крикнуть «Вон!» Из этого, конечно же (Боже упаси!), не следует, что я кому-то советую вступать в любой контакт с контрразведкой. Да и Бог с ним, с Кудасовым, не о нем, в конце концов, речь! — главное принцип: перехватывай инициативу.

Трудно сказать, как обработаны были наши начальники, но факт остается фактом. Если в закрытом письме ЦК КПСС от 24 декабря 1956 г. «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов» говорилось, что «в отношении вражеского охвостья у нас не может быть двух мнений по поводу того, как с ним бороться», то потом М.А. Шолохову надо было с трибуны партсъезда взывать к борьбе с антисоветчиной. Если в деятельности В.Е. Семичастного мы находим желание искоренить диссидентство как явление (см. Приложение № 1), то последующее руководство ищет предлог для его защиты и всяческого взращивания.

Слово Ф.Д. Бобкову: «О взвешенности и последовательности подходов КГБ к подобным ситуациям можно судить по такому эпизоду: в начале семидесятых годов в Москве прошло несколько демонстраций различного характера, основными лозунгами участников были: „Свободу религии!“ (требования баптистов) „Свободу выезда евреев за границу!“, „Никакого возврата к сталинизму!“.

Каждый раз в ответ на эти акции принимались меры: пересматривали условия регистрации баптистских общин с целью их смягчения, стремились расширить возможности выезда евреев в Израиль и, конечно, старались убедить людей, что возврата к, сталинским временам никто не допустит.

Андропов рекомендовал в таких случаях проводить очень острожную и гибкую политику. А между тем находилось и немало сторонников жестких репрессивных мер. Например, предлагалось выслать из Москвы подстрекателей массовых выступлений и организаторов митингов.

По этому поводу состоялось совещание у Андропова, на котором присутствовали Генеральный прокурор СССР P.A. Руденко, министр внутренних дел H.A. Щелоков, начальник УКГБ Москвы С.Н. Лялин, два заместителя Председателя КГБ — Г.К. Цинев и С.К. Цвигун и я.

От московских властей выступил Лялин. По поручению первого секретаря МГК КПСС В.В. Гришина он поставил вопрос о выселении подстрекателей демонстраций из столицы. Ему возражали: подобные административные меры противоречат закону. Лялина решительно поддержал Щелоков, он предложил „очистить столицу“, создав для этого штаб из представителей КГБ, МВД и прокуратуры.

— Это снова „тройки“? — осторожно спросил я. Руденко поддержал меня и стал спорить с Щелоковым. Тот настаивал на своем. Цинев и Цвигун молча ерзали на стульях.

Тогда я снова попросил слова и попытался доказать, что это прямое нарушение законодательства.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Андропов.

— Если у Лялина есть доказательства, что эти люди совершили преступление, пусть их судят по закону. Только суд может определить меру ответственности, — ответил я.

Но Лялин и Щелоков не сдавали позиций. Спор продолжался два часа, но мы так и не пришли к какому-то решению. Ю.В. Андропов закрыл совещание, предложил еще раз хорошенько все обдумать.

Нагнав меня в коридоре, Щелоков покровительственно, хотя и не без иронии, бросил:

— А ты молодец, вот так и надо отстаивать свою точку зрения!

Цвигун, вытирая потный лоб, тоже с улыбкой похлопал меня по плечу, как бы в знак одобрения.