КГБ сегодня. Невидимые щупальца.

В резидентуре Левченко обсудил это предприятие с Пронниковым, и они вдвоем составили текст срочного запроса в Москву, одобренный Ерохиным: «Товарищ Кольцов уверен, что выплата одного миллиона иен даст возможность завербовать Кинга. Резидентура возражений не имеет».

«Центр» немедленно санкционировал этот расход.

Встретившись с Кингом в очередной раз, Левченко после нескольких порций виски прямо приступил к делу.

— Да, я почти позабыл… Как ваше давнее намерение? Что-нибудь уже сдвинулось с мертвой точки?

— Ну как же его сдвинешь…

— Так вот. Примите нашу братскую помощь. — Левченко выложил на стол пухлый желтый конверт с миллионом иен. Поколебавшись, Кинг сунул его во внутренний карман пиджака. Левченко с энтузиазмом разглагольствовал о перспективах, открывающихся перед будущим изданием, о возможности его превращения во влиятельный орган прессы…

— Да, кстати… Деньги эти, естественно, не мои. Мне предстоит за них отчитаться. Мне нужна ваша расписка, что ли, чтоб показать, что я их не присвоил, — ведь в жизни всякое бывает.

Мучительно покраснев, Кинг на обороте своей визитной карточки поспешно нацарапал расписку.

Спрятав ее в карман, Левченко поблагодарил и выразил надежду, что теперь они будут сотрудничать еще активнее и с большей пользой для обоих.

— Да, да, — пробормотал Кинг. — Я теперь ваш должник…

Это произошло в пятницу, а в понедельник Станислава разбудит необычно ранний телефонный звонок. Было шесть часов утра. Звонил Кинг, и от волнения его голос так дрожал, что Станислав не сразу разобрал, что он говорит.

— Нам надо срочно повидаться. Дело не терпит отлагательства!

Они встретились за ленчем.

— Вы выглядите совсем больным, — сочувственно заметил Левченко. — Что с вами случилось?

— Да нет, я не болен… Но я должен забрать у вас свою расписку. Вы понимаете, что она означает для меня?

— Ну, собственно… Она подтверждает, что деньги вы получили…

— Нет, вы не хотите понять. Это ведь документ, он может быть использован против меня… с целью меня скомпрометировать, подорвать мое положение в партии, испортить всю мою жизнь!

Левченко сделал вид, что раздумывает над услышанным, как будто ему до сих пор ничего подобного не приходило в голову.

— Не думаю, что такое может случиться… Нет, что вы, этого наверняка не произойдет. Это совершенно исключено!

— Где сейчас эта расписка? В вашем посольстве?

— Она уже в Москве, в абсолютно надежном месте. Доставлена со специальным курьером и хранится в помещении, охраняемом круглые сутки. Никто, кроме меня и начальника нашей финансовой части, не имел к ней доступа… значит, никто не мог прочитать, что вы написали на обороте вашей визитной карточки.

Кинг сидел перед ним, ссутулясь. На него было жалко смотреть. Похоже, что эти доводы его не убедили.

Так же вкрадчиво и без нажима Левченко начал приучать Кинга к мысли, что теперь ему придется исполнять довольно щекотливые поручения. Для начала они неизменно облекались в форму вопроса или пожелания и выглядели, например так: «Нельзя ли как-нибудь предупредить выдвижение этого коварного китайского агента делегатом на съезд Японской социалистической партии?» Следовало понимать, что Кинг должен употребить все свое влияние, чтобы подорвать репутацию такого-то деятеля собственной партии, известного КГБ своими прокитайскими настроениями. Следуя прямым указаниям Левченко, Кинг помог организовать так называемую «Мартовскую группу», которая способствовала внедрению в социалистическую партию прокоммунистически настроенных политиков. Сообщения Кинга о тенденциях, наметившихся в руководстве его партии, сообщения о внутренних конфликтах и оценки влиятельных партийных деятелей открыли перед КГБ дополнительные возможности вербовки. Информация, получаемая от него, проверялась путем сопоставления с сообщениями других агентов — и Кинг успешно выдержал такую проверку.

Анализ интенсивности радиопереговоров, подкрепленный наблюдениями сотрудников резидентуры, позволил прийти к выводу, что японские группы внешнего наблюдения, состоящие из работников контрразведки и политической полиции, обычно резко ослабляют свою активность по выходным и праздничным дням, а между одиннадцатью вечера и семью часами утра вообще почти не появляются на улицах (по мнению КГБ, это объяснялось нежеланием начальства платить им сверхурочные).

Как-то в начале декабря Левченко подъехал к Кингу домой ранним утром, часов в шесть, будучи уверен, что в столь ранний час никто не станет за ним следить. Кинг, облаченный в кимоно, без лишних церемоний провел его на кухню, заварил чай.

— Дорогой друг, я привез вам три миллиона иен на вашу избирательную кампанию, — объявил Левченко. — Примите, пожалуйста, эту братскую помощь. Мы и в дальнейшем думаем вас поддерживать.

Кинг кротко пересчитал деньги и без всякого напоминания написал расписку. Приняв как должное этот неожиданный ранний визит и немалую сумму денег, он молчаливо поставил себя в положение исполнителя всех дальнейших указаний КГБ.