КГБ сегодня. Невидимые щупальца.

Спустя еще несколько недель, звездной ночью, они с Ендой пересекли на машине восточногерманскую границу. Людек был доставлен в старинный университетский городок Галле. Здесь, в квартале, отведенном советским, майор КГБ, представившийся как Александр Афанасьевич, угостил его кофе, что тогда считалось в Восточной Европе невероятной роскошью. Майор был широкоплечим брюнетом с гладким смуглым лицом. Он происходил из семьи потомственных украинских хлеборобов, с юных лет работал в разведке, главным образом за границей. Работе этой он отдал чуть ли не двадцать пять лет жизни, пережил чистки конца 30-х годов и передряги, постигшие КГБ после смерти Сталина и казни Берия. Его уверенная, немного снисходительная манера разговора сразу понравилась Людеку.

— У вас голова, наверное, пухнет от разных дел, — заявил он. — Давайте я попробую вам помочь — конечно, в пределах моей эрудиции.

Чтобы облегчить Людеку изучение немецкого языка и здешних обычаев, КГБ договорился, что он сможет ходить на занятия в местном университете и пользоваться университетской библиотекой. К тому же ему полагается индивидуальный преподаватель. Поскольку он формально не зачислен в студенты университета, ему можно будет время от времени отлучаться для получения инструкций от офицеров КГБ в советской военной комендатуре в Карлсхорсте, под Берлином.

Согласно легенде, разработанной для него КГБ, Людек был служащим советского торгового представительства, родившимся в Закарпатье. До 1945 года эта область принадлежала Чехословакии, а затем вошла в состав Советского Союза. Вот почему у Людека такой сильный чешский акцент, а по-русски он говорит с трудом. Как работнику торгового представительства, ему, конечно, необходимо знать немецкий. Словом, все выглядело убедительно и просто.

— Но до того, как вы возьметесь за работу, мы приготовили для вас сюрприз, — заключил Александр Афанасьевич.

— Съездите-ка в Москву! Многие наши друзья горят желанием познакомиться с вами.

Переживания Людека, летевшего из Восточного Берлина в Москву на советском военно-транспортном самолете, были, вероятно, близки к тому, что испытывает правоверный мусульманин, направляясь в Мекку.

Два учтивых сотрудника госбезопасности отвезли его в гостиницу «Пекин», вручили ему пакет с деньгами и билеты на несколько спектаклей, снабдили номером телефона для связи на всякий пожарный случай и посоветовали использовать все свободное время для знакомства с Москвой.

Правда, в Москве Людеку понравились только музеи, театры и безупречно действующее метро. Все остальное выглядело ужасно: огромные очереди перед дверьми магазинов, вдобавок полупустых, люди в однообразной, удручающе темной одежде, дома с облезлыми фасадами, пациенты, которые, выйдя из больниц, брели по улицам с забинтованными руками или ногами, причем сквозь бинты нередко проступали пятна крови, — все это не могло не ужасать иностранца и невольно отождествлялось в его представлении со средневековьем. Но Людек не пошатнулся в своей вере. Он говорил себе: все это убожество свидетельствует не о провале коммунистической утопии, а только о благородной жертве, принесенной Советским Союзом на алтарь свободы человечества. Все это — символ беспредельного героизма советского народа.

Людек ежедневно приходил в назначенную ему квартиру и встречался там с сотрудниками госбезопасности — всего их было более десятка. Двое из них, очевидно, являлись врачами-психиатрами, судя по вопросам, иногда очень странным и отвлеченным, которые они ему задавали. Другие вовлекали его в дискуссии по проблемам марксистско-ленинской теории, иногда — в споры на научные темы или в беседы о международных делах. О разведывательной работе никто и не заикался. Эти русские относились к Людеку с каждым днем все дружелюбнее, а в последний вечер устроили прощальный ужин, на котором было поднято множество тостов с пожеланием ему успехов и блестящего будущего.

По возвращении в Галле Енда сообщил, что отныне Людек поступает полностью в распоряжение КГБ и будет «работать на Александра Афанасьевича».

— Мы присвоили вам имя «Дуглас», — объявил Александр Афанасьевич. — Все сообщения, предназначенные для вас, будут отныне адресоваться Дугласу, все свои донесения вы должны будете подписывать тоже этим именем. Я и звать вас стану Дугласом. Поскольку нам теперь долго придется работать вместе, вы зовите меня Алексом.

«Но ведь меня готовят для постоянной работы в Германии, — с недоумением подумал Людек. — Казалось бы, мне должны дать немецкое имя. А Дуглас — это ведь английское или американское?»