КГБ сегодня. Невидимые щупальца.

После первого свидания в университете и мимолетной встречи на каком-то монреальском перекрестке они повстречались в старинном здании Шато Фронтенак в Квебеке. Сидя в баре, облицованном панелями красного дерева, у окна, выходящего на реку Святого Лаврентия, Руди сказал:

— Мы делаем документальный фильм о Квебеке для показа в американских учебных заведениях. Я его продюсер, вы пишете сценарий.

Такая легенда вполне объясняла их пребывание здесь, в Шато Фронтенак, и позволяла им беседовать спокойно и как угодно долго, — этой возможностью, кстати, они пользовались потом еще не раз.

— Вам известно такое учреждение — Гудзоновский институт? — спросил Руди. Конечно, я слышал о нем. Одна из ваших долгосрочных задач состоит в том, чтобы попытаться проникнуть в этот институт.

— Каким образом?

— Это уж ваше дело. Я только вестник воли начальства, вот и привез вам такую весть: вы должны проникнуть в Гудзоновский институт и подготовить основательный отчет, характеризующий экономику Китая. Такие вот два задания.

— Где же, они считают, я должен собирать данные о Китае для такого отчета? Здесь, во Фронтенаке, что ли?

— А вы попробуйте напрячь воображение.

По возвращении в свой университет, Гэмблтон написал в тайваньское посольство письмо, в котором просил оказать помощь в исследовательской работе, касающейся экономики континентального Китая. Тайваньцы без промедления откликнулись, прислав пропагандистскую брошюру, полную проклятий в адрес китайских коммунистов. Конечно, в брошюре содержалась также масса фактического материала, и многие из этих фактов, надо полагать, были верны. Переписав часть страниц и убрав пропагандистские ноты, Гэмблтон через Руди послал этот опус в Москву в качестве оригинального исследования. Москва расценила его как шедевр.

В апреле семидесятого года Руди позвонил Гэмблтону из Нью-Йорка:

— Вы не могли бы прислать мне свой сценарий к субботе?

— Думаю, что да, — ответил Гэмблтон.

Это значило, что они договорились встретиться в полдень ближайшего воскресенья в том же Фронтенаке. На этот раз Руди сказал Гэмблтону, что тот во что бы то ни стало должен прибыть через две недели в Оттаву на свидание с сотрудником КГБ «в обычном месте». «Это все, что мне известно», — добавил Руди.

Распоряжение, полученное на сей раз в Оттаве, было четким и безапелляционным. Чего бы это ни стоило, Гэмблтон должен изыскать возможность для проведения летом научных исследований в Израиле. До наступления лета ему следует изучить по открытым источникам особенности производства ядерного оружия. На пути в Израиль необходимо сделать остановку в Вене для получения инструкций, уточняющих настоящее указание.

Иерусалимский университет, получив от Гэмблтона запрос в связи с тем, что канадскому ученому хотелось бы посвятить летние каникулы «изучению истории осады Родоса», ответил, что профессор сможет без всяких ограничений пользоваться университетской библиотекой, а кроме того, ему будет оказана помощь в работе над темой исследования, если он почувствует в этом необходимость.

Полученные между делом знания атомной технологии Гэмблтон имел случай проверить в ходе бесед с коллегами-физиками, пояснив им, что собирается заняться вопросами экономики военной промышленности. Те были удивлены его познаниями в столь специальной области.

В начале июня, держа в левой руке книгу с желтой обложкой, Гэмблтон не спеша шел по венской улице, спускавшейся к Дунаю. Было как раз время паводка, река вышла из берегов, и перекресток, где должна была состояться встреча, исчез под водой. Гэмблтон заколебался было, но считая, что приказ должен быть исполнен точно, полез в воду. «Мама! — раздался рядом детский голосок. — Смотри, дядя сошел с ума, он может утонуть!»

Стоя по колено в воде, Гэмблтон видел, что выше по улице, на сухом месте, собралась толпа, наблюдая за неожиданным представлением. Из-за спин собравшихся какой-то мужчина отчаянно махал ему, призывая выйти из воды. Гэмблтон невозмутимо двинулся на сухое место. Публика наградила его аплодисментами. Мужчина, по призыву которого он вышел из воды, шепнул:

— У меня есть для вас несколько гравюр.

Гэмблтон отвечал заготовленной репликой, которая всегда казалась ему классическим образцом кретинизма:

— Благодарю, я уже получил несколько штук из Лондона;

— Пойдемте, у меня тут рядом машина, — тихо сказал гебист. Отъезжая, он спросил:

— Что вы там делали, стоя в реке? Уж не доставила ли вас сюда подводная лодка?

— Они велели мне ждать вас точно в указанном месте…

— Ну, ладно, обсушитесь, поедим, а потом нам предстоит обсудить множество дел.

Русский — голубоглазый, слегка седоватый, с приятным лицом — просил называть его «Паула». Ему было на вид под пятьдесят, и Гэмблтон отметил, что в отличие от многих знакомых офицеров КГБ, Паула был тщательно одет — на нем был прекрасно сшитый темный костюм, из-под которого виднелась белоснежная сорочка.