КГБ сегодня. Невидимые щупальца.

Просматривая московские журналы, он пытался разглядеть и в советском обществе признаки подобного динамизма, пусть и не столь впечатляющие. Но все, что он находил в советской прессе, лишь разочаровывало его, если не угнетало, — ведь он уже давно научился расшифровывать эти бодрые реляции, читать между строк. Когда он читал хвалебную статью о какой-то образцовой угольной шахте, в конце которой говорилось, что соседним шахтам надо подтянуться и брать с нее пример, — это означало, что угольная промышленность испытывает кризис. Если статья воспевала героические усилия какой-то железной дороги, сумевшей добиться образцового выполнения графика перевозок, это значило лишь, что прочие дороги сильно хромают в этом отношении. Если журналист восторгался трудовым порывом среднеазиатских студентов, которые, как он писал, десятками тысяч добровольно отправлялись собирать урожай хлопка, — это значило, что хлопкоуборочные машины опять простаивали и, чего доброго, часть урожая сгниет на полях.

Находясь за границей, Левченко убедился, что, какими бы недостатками ни страдало американское общество, продовольствия в Америке всегда было достаточно. Читая теперь в «Правде», что жители Соединенных Штатов недоедают, а некоторые штаты находятся чуть ли не на грани голода, Левченко понимал, что населению СССР придется еще туже затянуть пояса. Ведь и американцы, судя по советской печати, находятся ничуть не в лучшем положении.

Призывы к экономии, которыми пестрели газеты и журналы, разоблачения злоупотреблений, заклинания о необходимости пойти на новые жертвы ввиду постоянных происков империализма, — все это говорило скорее об упадке и вырождении, нежели о прогрессе.

Во многих комментариях прессы Левченко находил явное сходство с теми нарочито утешительными новостями, которые он сам время от времени стряпал, находясь в Японии ради спокойствия членов Политбюро. Это была заведомая дезинформация, регулярно поставляемая советской стороной внешнему миру, чтобы сбить с толку иностранцев. Распространяя ту же дезинформацию в собственной стране, правительство явно ставило свой народ на одну доску с японцами или американцами, или китайцами. Но ведь это все были враждебные Советскому Союзу нации! Выходит, и собственный народ рассматривался как враждебный, раз его потчевали тем же пропагандистским варевом…

Вернувшись в Москву, Левченко получил свою новую «Волгу». Машина символизировала житейскую удачливость, карьеру, и хотя бы поэтому ею следовало гордиться. Многочисленные мелкие неполадки, выявившиеся тут же, его не слишком волновали: этого следовало ожидать, и он уже заранее наладил контакт с двумя механиками, взявшимися привести все в порядок в нерабочее время. Они работали на номерном заводе, выпускавшем системы управления для ракет. В конце недели они за одну ночь проверили «Волгу», наутро взяли для нее кое-какие запчасти на своем заводе и за субботу и воскресенье устранили неисправности. Они трудились, не покладая рук, и Станислав исправно таскал им водку — бутылку за бутылкой.

Станиславу не терпелось поездить на своей машине по Москве, посмотреть на город. В первую же поездку он нарушил правило — сделал левый поворот из правого ряда — и был остановлен лейтенантом-автоинспектором. Увидев удостоверение личности, свидетельствующее, что Левченко — токийский корреспондент «Нового времени», инспектор дал понять, что подходящий японский сувенир мог бы избавить нарушителя от неприятностей.

— Как насчет открыток со стереоизображением?

— Шутишь! Этого барахла у меня навалом. Что-нибудь более дельное…

— Я живу тут рядом. Через двадцать минут вернусь, прихвачу зажигалку.

— Это уже лучше. На вид ты парень честный, — ладно, езжай, поверю тебе.

Получив зажигалку, он обрадованно сказал:

— Я чувствовал, что не обманешь!

Друзья говорили Станиславу, что надо бы собраться, отметить приезд, но партия как раз начала очередную кампанию против пьянства, и начальник Первого главного управления категорически запретил офицерам устраивать «торжества с выпивкой». Только что ему пришлось уволить сразу четырех полковников: они, не подозревая, что в ресторанный столик вмонтирован микрофон, завели под воздействием выпитого не слишком сдержанный разговор.

Левченко с друзьями решил все же устроить ужин в «Национале». Кто-то из них через приятеля, работавшего во Втором главном управлении, получил заверения, что микрофон, которым был снабжен столик, будет в этот вечер отключен.

За столом Левченко рассказал о своем опыте общения с московской автоинспекцией. В ответ посыпались истории одна другой хлеще — подкуп и взяточничество в Москве прямо-таки процветали. Недавно у комиссионного магазина был задержан гражданин, спекулировавший японскими кассетами. «И что ж ты думаешь — оказался полковником КГБ». Шесть или семь офицеров пожаловались начальству, что в сауне при Первом главном управлении у них кто-то спер часы. Вмешалось управление «К», и его сотрудники накрыли вора, — это был старший лейтенант, признавшийся, что таким путем он сколачивал деньги на покупку машины.