КГБ шутит. Рассказы начальника советской разведки и его сына

Игра велась азартно, жестко и корректно, обе стороны достигали немыслимых вершин изобретательности, стремясь перехитрить друг друга. Здоровенный и ловкий Игорь, оторвавшись, как он думал, от «наружки», проверив и перепроверив, двинулся не спеша в направлении явочной квартиры. Добрый человек, он не мог не помочь девчушке, с трудом волочившей тяжелую сумку. Девочка была рада нежданной помощи. Игорь чувствовал себя скромным рыцарем. Вскоре ему пришлось почувствовать себя дураком: при разборе оказалось, что помог он той, которая за ним следила. «Мне показалось, что ей лет пятнадцать, – смущенно объяснял он насмешливым товарищам. – Черт знает, как это они маскируются!». Маскировались они действительно ловко, за несколько секунд меняли и одежду, и повадки, показывали на мгновение одного-другого члена бригады. Внимание наблюдаемого, «объекта», привязывалось к этим людям, он «отрывался» от них, а другие невидимо и неслышно сопровождали его до цели – агента, тайника, явочной квартиры.

Вот эти все давнишние дела и вспомнили Генерал со своим другом. Вообще из прошлой жизни прочнее всего удерживается в памяти занятное, то, что благополучно кончилось, и трагичное. И того и другого приятели навидались вдоволь, но воздух был так свеж, а радость от встречи столь искренней, что все нескладное, печальное, незадавшееся ушло в тень.

О делах нынешних не говорили. Генералу, конечно, было интересно все связанное со Службой. Но он решил раз и навсегда, что Служба ушла в прошлое, что он не должен, даже простым любопытством, вмешиваться в ее дела, осложнять жизнь еще работающим товарищам, которых он уважал и любил. (Кстати, уважал и ценил Старик само слово «товарищи». В его среде оно означало нечто большее, чем безличное интернациональное обращение. По крайней мере, так ему казалось.)

Слава это понимал, поэтому порассуждали о печальных домашних делах (бойня на Краснопресненской набережной была еще впереди), поругали сукина сына Гордиевского, а потом как-то незаметно перешли к Пакистану, Индии, Афганистану. Дела у России были худы, в общем-то, везде. На глазах у всего мира развалилась великая держава, и Пакистан(!) предложил ей десять тысяч тонн риса в виде гуманитарной помощи.

– Господа антикоммунисты, демократы, либералы, монетаристы и просто прохвосты! Неужели в вашем «менталитете» и «интеллектуальном потенциале» не осталось щелки для простого человеческого стыда? – слегка привстав и взмахнув от негодования руками, возопил Генерал.

Эта митинговая выходка была нарушением негласной конвенции. Гургенов и Генерал воли эмоциям не давали, они не просто понимали друг друга с полуслова, но думали одинаково, следовательно, витийствовать не было нужды. Стоило, разумеется, помнить, что Генерал был вольным пенсионером и мог не отвечать за свои слова, Слава же продолжал работать на благо той власти, которую его друг яростно хулил.

– Ладно! Пропади они все пропадом! Жив ли «Тон»?

– Жив. Старик работает.

– А «Черномор»?

– Совсем ослеп, но ум острый. Помогает чем может.

– Слав, а ты помнишь, как..?

– Еще бы не помнить! А ты помнишь?..

Можно ли вспомнить всю жизнь? Надо ли ее вспоминать?

В прошлом Славы был тяжелый момент, сугубо личный, но для Службы ничего личного не существовало. Генералу и Славе – молодые, растущие! – люто завидовал, терпеть их не мог случайный начальник. Случайные начальники, увы, бывали в безупречной Службе. Усилиями светлой памяти Юрия Ивановича Попова, который был тогда заместителем начальника Службы, Славу удалось отстоять. Всех перипетий закулисной возни он, разумеется, не знал, но честный человек доброго дела не забывал. (Здесь Генерал сделал мысленную пометку: не забыть Юрия Ивановича и Якова Прокофьевича!)

– Слава, ты знаешь теперь все. Мне не с кем поговорить. Бакатинская команда каким-то образом прикоснулась к документам по «Рабину». Мы очень много ему платили – миллионы. Я слышал «Голос Америки» – ловят нашего источника, получавшего большие деньги. Подумай. Его надо спасать.

Генерал сделал при этом предостерегающий жест – молчи, дескать, не надо ничего объяснять, я не хочу вмешиваться в ваши дела.

Слава слегка задумался и кивнул. Он знал, о чем идет речь, и думал, что ничего существенного Генерал добавить не сможет.

Он ошибался. Старик мог бы поделиться своими вескими подозрениями. Но если твой проверенный друг не задает вопросов, лучше помолчать.

(«Рабина» через какое-то время арестовали, шумно судили и приговорили к пожизненному тюремному заключению. Генерал был уверен, что предали его в Москве. Служба, как и положено, отрицала свою связь с «Рабином», намекая в то же время, что сам-де виноват, жил не по средствам.)