КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио

Разведчик — опасная профессия. Особенно когда о том, что ты разведчик, знают все вокруг. Все, включая японскую контрразведку…

Причиной этого служит кондовый бюрократизм нашей разведки, ее неповоротливость. Вместо выдворенных и расшифрованных разведчиков приезжают новые и сразу же обнаруживают свою принадлежность к шпионажу, потому что разведчик-торгпред ни с кем не ведет деловых переговоров, разведчик-журналист ничего не пишет, а дипломата-разведчика целыми днями не бывает в посольстве…

И это происходит в Японии, где за любым иностранцем наблюдает множество глаз, а уж за разведчиком и подавно! Так, шпионаж в Японии становится принесением себя в жертву. Не от разведчика зависит, когда его схватят с поличным…

I

У каждого разведчика, особенно молодого, радостно екает сердце, когда начальник отдела, покровительственно хлопая его по плечу, говорит с Доброй улыбкой, словно о некоем сюрпризе:

— Ну, скоро выводим тебя под «крышу»!..

«Крышей» на нашем языке называется одно из престижных учреждений, имеющих представительства за границей. Там разведчик, прежде чем выехать за рубеж, должен послужить некоторое время под видом сотрудника этого самого учреждения, чтобы товарищи приняли его за своего. Никаких усилий работа под «крышей» не требует. Она состоит в том, чтобы хотя бы полдня отсиживать за письменным столом, горделиво поглядывая по сторонам. Уезжая за рубеж, разведчик на несколько лет избавляется от бесконечных нудных совещаний, дежурств по отделу и лыжных кроссов.

Ничего не скажешь — приятная вещь «крыша». Она — словно заслуженный отдых перед напряженной и длительной заграничной командировкой, ради которой все и поступают в разведку.

Одно плохо: под «крышей» разведчик тотчас начинает замечать на себе завистливые или косые взгляды новых друзей, становится объектом их пристального, недоброжелательного внимания. Поэтому и я чувствовал себя неспокойно, открывая солнечным сентябрьским утром тяжелую дверь огромного здания в центре Москвы, известного не только стране, но и всему миру. Фронтон его украшают четыре огромные буквы: ТАСС.

В окошке дежурного меня ждал пропуск к заместителю начальника управления кадров, о котором все знали, что на самом деле он представляет разведку. Он оформлял на работу в ТАСС ее офицеров. Это был тучный старик, давно вышедший на пенсию, но остававшийся внештатным сотрудником КГБ.

С профессиональной недоброжелательностью кадровик взглянул на меня, когда я осторожно скрипнул дверью, и кивнул на стул, стоявший поодаль. Минуту он хмуро смотрел прямо перед собою, а потом взял трубку телефона. Таков был стиль поведения сотрудников сталинского НКВД, у которых не должно быть времени на лишние слова и разговоры.

— Зайди! — коротко бросил он в трубку и, повернувшись ко мне, объяснил: — Это я вызвал заведующего редакцией Азии. Сейчас придет, куда он денется!..

И действительно, через пару минут в кабинет вошел довольно молодой мужчина и с испугом посмотрел на меня.

— Этот человек, — внушительным тоном сказал старик, — будет у тебя работать. А лотом поедет в Японию. Никаких лишних вопросов ему не задавай. Понял?

Заведующий редакцией тоже хотел твердо произнести «понял», но вместо этого раздвинул губы в широкой улыбке и залился нервным смехом. Он начал быстро поглаживать себя по щекам, стремясь погасить его, но это было тщетно Кадровик же сделал вид, что ничего не заметил, и сказал потеплевшим голосом:

— Иди, отведи его на свое рабочее место!..

Выйдя в полутемный коридор, заведующий редакцией Азии сразу успокоился и сконфуженно замолчал. Так, не говоря друг другу ни слова, мы прошествовали до двери, над которой висела картонная табличка: «Азия». Начальник открыл дверь и сделал приглашающий жест.

В комнате за письменными столами сидело около двадцати молодых мужчин, и все они обернулись на звук открываемой двери. С ужасом я узнал множество своих однокурсников по Институту стран Азии и Африки, с которыми, как положено, порвал все связи несколько лет назад, поступая в разведку.

— А, это ты? — с деланным удивлением, но спокойно, сказали они и тотчас углубились в работу, словно мы виделись всего лишь на прошлой неделе. По их напряженным затылкам я понял, что каждый думал о том, не несет ли мое появление лично ему какую-нибудь угрозу.