Стоило ему выехать за ворота посольства, торгпредства или ТАСС, как сзади тотчас пристраивалась машина демонстративной слежки. Если он шел пешком, то и контрразведчики, одетые в одинаковые светло-серые штатские костюмы, немедленно высаживались из машины и с каменными лицами шествовали рядом. В какой-то момент они вдруг заводили двусмысленную и нарочито громкую беседу, явно желая привлечь внимание прохожих, из которой явствовало, что полицейским отлично известно то, что перед ними чекист.
— Да, ваш предшественник тоже был разведчиком! — говорили они, сочувственно кивая. — Ничего, в Японии шпионить легко, ведь у нас нет закона о борьбе со шпионажем. Может быть, вы кого-нибудь из нас завербуете, а?
Молодой разведчик не знал, как реагировать на это, и покрывался красными пятнами. Губы его дрожали.
Коллеги по «крыше», так же, как и в Москве, провожали тебя косыми взглядами. Войдя впервые в офис токийского отделения ТАСС, я обомлел, увидав те же самые лица, что и в редакции Азии полтора года назад. В этом, впрочем, ничего удивительного не было: мои бывшие однокурсники работали здесь корреспондентами ТАСС, только, в отличие от меня, настоящими.
На языке КГБ такие люди называются «чистыми».
— Он «чистый» или наш? — спрашивают разведчики друг у друга о незнакомом соотечественнике.
Впрочем, «чистыми» эти люди являются лишь относительно, потому что почти все они давно завербованы нами же в качестве агентов-осведомителей. Исключение составляют лишь сыновья партийных работников, которые вербовке не подлежат.
Быть осведомителем психологически тяжело, ведь ни один из них точно не знает, кто еще из его товарищей стучит в КГБ. Агент — категория тайная. Каждого из них вербуют поодиночке, и даже офицеры КГБ не имеют права знать других агентов, кроме тех, которые находятся у них на связи.
На следующий день после приезда в Токио я, как положено, посетил резидентуру разведки, расположенную на верхнем этаже нашего посольства. По ее полутемным коридорам сновало так много разведчиков, что мне стало не по себе. Именно тогда я воочию убедился в том, какая большая роль в нашей стране отводится шпионажу.
Там я пробыл недолго, побеседовав сначала с заместителем резидента по научно-технической разведке, ставшим моим непосредственным начальником, а потом удостоившись приема и у самого резидента. Он с милостивой улыбкой пожелал мне успехов в работе. Окрыленный, я вышел в посольский двор, сел в автомобиль с тассовским шофером-японцем и поехал домой. Контрразведка за мною не увязалась, зная о том, что каждый новый сотрудник любого нашего учреждения непременно должен представиться в посольстве. Это было, кажется, единственное, без всяких последствий для меня, посещение резидентуры.
Скоро я зачастил туда, практически появляясь там каждый день Строго говоря, острой необходимости в этом не было, поскольку все многочисленные оперативные письма, отчеты и планы можно было сочинить за один присест, а не растягивать на несколько посещений. Но начальство резидентуры недвусмысленно намекало на то, что оно должно лицезреть разведчика каждый день, дабы убедиться, что он никуда не сбежал. Поэтому на работу по линии ТАСС у меня, как и у других разведчиков, времени не оставалось. Утром, быстро пролистав несколько газет и написав крошечную заметку, я, провожаемый косыми взглядами журналистов, выбегал из офиса, садился в машину и мчался в посольство, где сотрудники японской контрразведки у входа встречали меня такими же косыми взглядами.
Въезжая в распахнувшиеся ворота, я испытывал легкий страх, ибо мои каждодневные посещения посольства никакой журналистской необходимостью не диктовались, а стало быть, я проявлял себя как разведчик. Но чувство тревоги сразу же испарялось, едва я попадал в шумную чекистскую атмосферу резидентуры. Точь-в-точь как в Москве, в Ясеневе. Мало того что кругом было много знакомых лиц, но разведчики еще и чувствовали себя совершенно свободно, как дома. Они писали бесконечные бумаги, громко обсуждали написанное, хохотали, рассказывали анекдоты, курили, а в обеденный перерыв ходили компаниями в ближайшие недорогие закусочные. То, что за ними тотчас увязывалась демонстративная слежка, их нисколько не волновало, ибо стало давно привычным. Они как бы забывали, что находятся под постоянным контролем, и всем своим поведением демонстрировали принадлежность к разведке. Это было тем более странно, что под вечер они разъезжались по домам, чтобы с наступлением темноты расползтись по всему Токио на тайные встречи с агентурой. Получалось, что днем они нарочито расшифровывали себя, а вечером опять шифровали.