КГБ в смокинге. Книга 2

Встав с кресла, я вышла в узкий, оклеенный темными обоями коридор, по обе стороны которого были врезаны две двери, свернула направо и увидела ярко освещенную кухню. Сомнений не было: мы находились в обычной городской квартире, скорее всего, трехкомнатной. Все в этом доме было сделано по советским стандартам — метраж, планировка, удобства… Исключение составляла, пожалуй, только старинная мебель, хотя и она меня особенно не удивляла: в старых московских, ленинградских или кишиневских квартирах дореволюционные буфеты и трельяжи тоже не были редкостью, хотя и сходили постепенно на нет под натиском современных «соцовских» мебельных гарнитуров — стандартных и малогабаритных, как типовое жилье для типовых людей с типовой зарплатой.

Юджин сидел на корточках перед распахнутым настежь холодильником и о чем-то сосредоточенно размышлял.

— Ты чего такой грустный?

— Содержимое холодильника навеяло кручину, — он почесал в затылке.

— Если ты оплакиваешь социалистическую экономику, то совершенно зря… — я подошла сзади и положила обе руки ему на плечи. — Как говорится, не хлебом единым, милый…

— О каком еще хлебе ты говоришь?! Ты только посмотри! Это же настоящий «Блумингдейл»!..

В снежно-белом зеве холодильника не было места даже для баночки с кремом — настолько он был забит всевозможными деликатесами с импортными наклейками. Я почему-то сразу вспомнила холодильник на даче-тюрьме КГБ и почувствовала, как по коже пробежал легкий озноб.

— Кто он, этот Гниличка? — как я ни старалась не выдать свое беспокойство, в моем голосе прозвучала тревога.

— Понятия не имею! — Юджин пожал плечами и вытащил похожую на утюг жестяную банку с консервированной ветчиной. — Впрочем, кто бы он ни был, я его уважаю: он не дал нам умереть с голоду.

— Юджин, а здесь вообще надежно? Ты хоть знаешь, куда привел порядочную девушку?..

— Вэл, у меня недавно, буквально на днях, была беседа с одним старым приятелем… — явно не обращая внимания на мой вопрос, Юджин вытащил из бокового отсека холодильника упаковку с яйцами и брикет масла и аккуратно уложил их рядом с ветчиной на мраморную полку у газовой плиты. — Так вот, когда он спросил, почему же я, собственно, собираюсь жениться, несмотря на холостяцкий в общем-то возраст, я честно признался, что не умею делать то, что очень люблю и от чего не могу отказаться, — яичницу с беконом…

— Свинья!

— Ты права, — он щелкнул зажигалкой и включил газ. — Я еще не пробовал бекон из говядины. Так вот, дорогая, признайся честно, ты…

— Ну хорошо, я не девушка, — пробурчала я, отпихивая его от плиты. — Хотя обстоятельства, при которых ты вырываешь у меня это признание, совершенно унизительны.

— Все-таки честность — отличительная черта русских женщин.

— Не хами!

— Ты умеешь делать яичницу с беконом?

— А ты принес бекон?

— Ну хорошо, с ветчиной!

— А что там делать?!

— Да или нет?

— Ты единственный ребенок в семье?

— Да.

— В детстве ты спал в пижаме?

— Допустим.

— Из-за тебя мама не вышла замуж во второй раз?

— Вэл, ты меня пугаешь!

— Моя подруга никогда бы за тебя не пошла.

— Почему?

— Общение с такими мужчинами, как ты, она называет: «вырванные годы».

— Так как насчет яичницы? Я почти сутки не ел.

— Будет тебе яичница. И салат. И тосты. И кофе. Все тебе будет! Но только в обмен на интервью.

— А может, потом? — он умоляюще посмотрел на меня и перевел взгляд на шипящую сковороду.

— Когда?

— Когда поедим.

— Это время уже занято.

— О’кей! Только, пожалуйста, Вэл, не задавай вопросы, на которые я не могу ответить.

— Ладно. Только и ты, милый, учти, пожалуйста: с момента, как в амстердамском аэропорту я исполнила под диктовку роль сестры милосердия, мой уровень информированности значительно возрос. Как говорят на моей любимой родине, имею допуск.

— У тебя масло сгорит, Вэл!

— Когда ты чистишь оружие, я тебе даю советы?

— Sorry, ma’am!

— Так что происходит, милый?

— Они тебя ищут…

— Об этом еще только «Правда» не писала.

— А наши хотят обменять.

— Ваши?

— Ну, не твои.

— Милый, на каком языке мы говорим?

— На русском.

— Тогда почему я ничего не понимаю?

— Потому что ты очень голодна и не хочешь себе в этом признаться.

— Не старайся казаться умнее, чем есть.

— Не буду.

— Так кто меня ищет и кто хочет обменять?

— Почитай в «Правде».

— Юджин!

— Твои соотечественники, Вэл, хотят получить тебя в результате обмена, если до этого не найдут сами.

— А где они хотят получить меня в результате обмена?

— Какое это имеет значение? — он пожал плечами, пошуровал под кухонным столом, извлек оттуда полиэтиленовый пакет, вытащил булку черного хлеба и откусил не меньше четверти. — Не в Праге.

— Весело… — я с остервенением и не считая разбивала над шипящей сковородой яйца, заботливо оставленные в холодильнике сутенером Гниличкой. — Ты знаешь, я опять ничего не поняла.

— Тебе надо поесть, — он улыбнулся и откусил еще четверть булки. — Когда я голоден — то становлюсь ласковым. А ты — агрессивной. Это ужасное противоречие, которое может омрачить нашу совместную жизнь. Воистину мы собираемся построить семью на песке.

— Так что?