КГБ в смокинге. Книга 2

— Довольно! — он с шумом отодвинул от себя тарелку и встал. — Допустим, все так, как ты говоришь, милая. Допустим также, что и меня тревожат эти вопросы. Но что ты предлагаешь, Вэл? — он протянул мне сигареты. — Не выбираться из Праги? Анализировать наши мрачные перспективы в подвалах Лубянки? Или изменить внешность, принять чехословацкое подданство и пойти работать на завод «Шкода» сменными технологами по качеству резины?..

— Ты разозлился? — я взяла его руку и приложила к своей щеке.

— Нет.

— Тяжело общаться с умной женщиной?

— Да.

— Тебе было бы легче, будь я дурой?

— Сейчас — да.

— Ты знаешь, как мы выберемся из Праги?

— Да, есть план.

— Хороший план?

— С определенной долей риска.

— И ты мне о нем ничего не расскажешь?

— Не сейчас.

— Хоть скажи, в виде чего меня будут транспортировать на сей раз? В гробу, загримированную под покойницу? В виде замороженной коровьей туши для голодающих республики Чад? Или в качестве расчлененной девушки Кио?

— Кто такой Кио?

— Иллюзионист. Ты ответишь на мой вопрос?

— Тебя будут транспортировать в приличном виде. И я буду рядом. Остальное — завтра. Рано утром. Я принесу тебе завтрак в постель…

— Как тогда, в Амстердаме?

— Лучше. И все расскажу…

— Чья эта квартира?

— Наша.

— Наша с тобой?

— Можно сказать и так. Но не больше, чем на три дня. После этого она снова будет ничьей.

— После этого она будет просто конспиративной квартирой.

— Я и забыл, что имею дело с профессионалкой.

— И никто в нее не ворвется?

— За эти три дня?

— Да.

— Никто.

— А спальня здесь есть?

— И еще какая!

— И большая кровать?

— Как стадион в Лос-Анджелесе.

— Я никогда не была там.

— Мы поедем. На финал супербола.

— Ты что, уже бывал здесь раньше?

— Мне рассказывали.

— Кто?

— Те, кто бывали.

— Ты один приехал?

— С напарником.

— С Витяней?

— Нет.

— А где Витяня?

— Я не знаю, Вэл.

— Он жив?

— Я действительно не знаю.

— Юджин, у меня с собой ничего нет. Ни вещей, ни косметики… Даже зубной щетки нет — все оставила в наследство сестре Анне, чтоб ей гормонами задохнуться!

— Кто это?

— Расскажу. Завтра утром.

— Тебе надо поискать в ванной. Думаю, ты найдешь там то, что тебе нужно.

— И даже ночную рубашку?

— Ночную рубашку надевают ночью, Вэл. А сейчас, — он оттянул рукав свитера и взглянул на наручные часы. — А сейчас почти пять утра. Пошли спать, а то останешься без завтрака…

29 Цюрих. «Ситизен-банк»

15 января 1978 года

Кло понимала, что осуществленный по ее распоряжению тайный перевод семидесяти миллионов долларов на секретный счет в Колумбии, хотя он и был выполнен в полном соответствии с методическими рекомендациями Виктора Ивановича Онопко (о чем она, разумеется, и понятия не имела), превратился, по существу, в бомбу замедленного действия, которая должна была рано или поздно взорваться. Несмотря на то, что посредством целой цепи сугубо специальных операций должностное преступление Кло было с почти стопроцентной гарантией прикрыто от обычных, не менее двух раз в год проводимых ревизий, она не сомневалась, что рано или поздно ее ждет позор разоблачения. Беда в том, что эту адскую машину она — как всякий честный человек, хоть раз позволивший себе поступиться совестью и долгом, — носила в самой себе, грызла себя и терзала не переставая. Таким образом, то злосчастное утро, когда безупречная, целеустремленная, независимая Кло Катценбах во имя безумной любви к единственному сыну уступила открытому шантажу, стало началом конца ее блестящей банковской и человеческой карьеры. Разоблачение незаконной операции, проведенной Кло, вызвало бы несомненно один из крупнейших за последние десятилетия банковских скандалов, и не только в Швейцарии. Предотвратить его или, по крайней мере, локализовать могло бы только официальное, начистоту, признание самой Кло с объяснением причин, толкнувших ее на край бездны. Но, прикинув все варианты, трезвая, не склонная к иллюзиям заведующая отделом валютных операций «Ситизен-банка» отдавала себе отчет в том, что открыться, рассказать о случившемся совету директоров или прокуратуре означало бы немедленно поставить под угрозу жизнь Вилли. А этого она не хотела и не могла, пока была жива…

Бесконечные мучительные раздумья, оскорбленное самолюбие, нарушение привычного жизненного равновесия не могли не сказаться на внешности красавицы Кло, которая как-то незаметно сдала в последний месяц. Пунктуальная и исполнительная Джеральдина с растущим изумлением начала замечать, что ее высокомерная начальница все чаще и чаще стала опаздывать на службу и даже пренебрегать услугами парикмахера. А однажды, принеся в кабинет Кло какие-то бумаги на подпись, чувствительная девственница Джеральдина с ужасом унюхала запах пшеничного виски и чуть не упала в обморок от неожиданности.