TREX посмотрел на меня с интересом (вернее, на мой череп, словно мог видеть сквозь кость) и обещал, что завтра поговорит обо мне со своим продюсером. Потом он уснул. В зале появился старший официант, увидел меня — и с шипением отогнал от чайной доски.
Следующие несколько дней TREX в «Голову» не приходил. Я решил, что он забыл о нашем разговоре.
Но через неделю ко мне подошел угрюмый сердобол-бескепочник, под глазом которого зеленели три татуированных слезы, подчеркнутые волнообразными линиями (убил трех человек в сибирской ветроколонии, расшифровал я), и сказал:
— Идем.
Мы вошли в VIP-зону, приблизились к самому дорогому чилл-ауту, бескепочник шепнул что-то охране — и втолкнул меня в разрисованную революционной символикой дверь.
Я никогда не был в гемо-кабинетах прежде. Место походило на медицинскую лабораторию, где устроили сквот по эскизам театральных художников, но у дальней стены лаборатория дала последний бой и не позволила сквоту поглотить себя полностью. Там, на сдвоенной медицинской кушетке, лежал ОН. Люсефёдор собственной персоной — усталый, синий от излишеств, опутанный медицинскими шлангами. Сегодня, похоже, он не добавлял в свой кровоток никаких веществ (что часто делали на этих машинах).
Люсик просто чистился.
Люсефёдор посмотрел на меня. Вернее, на стену за моей спиной — так мне показалось.
— Ты бывший преторианец? — спросил он слабым голосом. — Тебя отчислили?
— Из Претория? Да.
— Код импланта?
Я назвал код. Люсефёдор, видимо, вышел на связь с какой-то базой данных. Несколько секунд он молча моргал, потом кивнул.
— Имплант перепрошили? Заблокировали?
— Нет, — ответил я.
— С такими раньше не отпускали.
— Я рядовой запаса. Судимостей нет.
— А. Тогда понятно. Как тебя зовут, рядовой запаса?
— Салават.
— А я Люсик, — сказал он. — Ты в курсе, я думаю.
— Конечно, — хихикнул я.
— Сейчас мы тебе устроим это… Слепое прослушивание.
— Где?
— А прямо здесь.
— Но я же не готовился.
— Не ври, — сказал Люсефёдор. — Все, кто ходит в «Голову», готовятся. У всех есть готовые вбойки. Десяток или больше. Просто я не каждого слушаю.
Люсефёдор, конечно, был прав.
Демо-врубы у меня были заготовлены давно, часть еще в преторианской казарме: готовые эмоциональные торпеды, которые мне не терпелось опробовать на каком-нибудь приблудном судне. Но я и надеяться не смел, что в моем прицеле окажется главный авианосец вбойки. Сам Люсефёдор.
— А почему слепое?
Мой голос прозвучал так слабо, что я испугался.
— Мы тебе глазки завяжем, — сказал Люсик нежно. — Чтобы ты не видел, кто тебя слушает. И готовился ты тоже зря. Про свои заготовки можешь забыть. Я дам тебе рандомную тему.
Случайная тема радикально усложняла задачу. Но я был готов сражаться за свое будущее и на таких условиях.
— Давайте, ребятки, — прошептал Люсефёдор.
Эти слова были обращены уже не ко мне, а к ассистентам, слушавшим его через кукуху.
Открылась дверь, и в комнату внесли древний желтый пульт для вбойки с большими черными «L» по бокам.
Это была легендарная машина, известная мне по гламурным фотографиям и сплетням. Специальная модель для прослушивания, не транслирующая вбойку дальше комнаты кастинга, но имитирующая ауру большого концерта, где много умов светятся и содрогаются в унисон. Прослушка на этом аппарате была настолько судьбоносной процедурой, что вбойщики называли его гильотиной.
Это и к лучшему, подумал я, что меня не предупредили. Знай я, что впереди, наверняка не спал бы всю ночь. А если бы мне сказали про рандомную тему, не пришел бы вообще.
В комнате тем временем появилась Герда. На ней был черный комбинезон из симу-кожи, а в руках она держала навороченный крэпофон.
Она глянула на меня и улыбнулась — вежливо, но без интереса. Ну да, она же не помнила нашей встречи. Если считать это встречей.
— Герда тебе сыграет, — сказал Люсефёдор. — Но прежде… Не оборачивайся.
Прошла минута, и кто-то еще вошел в комнату — как мне показалось, сразу несколько человек. Ко мне подошли сзади и завязали глаза мягкой шелковой лентой.
— Зачем это?
— Я же объяснил, — хохотнул Люсефёдор, — прослушивание слепое. Тебе не все положено знать, солдат. Готов?
Я пожал плечами. Это движение, кажется, получилось у меня слишком нервным и резким — в комнате засмеялись. Люсефёдор сказал:
— Герда, расслабь парня.
Герда включила свой крэпофон, и я услышал приятный недорогой бит из тех, что парковые мальчики продают друг другу по десять боливаров… Нет, пожалуй, по двадцать, подумал я через минуту. Или даже по тридцать — бит звучал чуть самопально, но нежно ласкал душу, и это было самое то. Вот именно под такой звучок и открывают молодые таланты.
Герда знала свое дело.
Я почувствовал, что на имплант пришел запрос на подключение. Это была преторианская частота, и я не сразу сообразил, что стучится Люсефёдор. Оказывается, его желтая гильотина умела говорить и так.
— Разреши коммутацию, — сказал Люсефёдор.
Я разрешил — и имплант мгновенно договорился с пультом.
Все вбойщики описывают секунду после своего первого подключения как нечто чудесное. Теперь я понял почему.