KGBT+ (КГБТ+)

Домик, выделенный мне Люсефёдором, назывался «Студия №9». Внешне он походил на дачу мелкого сердобола-политрука — не хватало только роз и японской телеги на пневморессорах. Но сердобольские дачки с розами обычно стоят впритык друг к другу, а «Студию №9» со всех сторон окружал лес.

Идущая к дому дорожка кончалась у порога. Соседних студий не было видно за деревьями и подлеском. О стоимости такого ландшафтного дизайна я даже думать боялся, так что «Студия №9» оказалась по-настоящему роскошным местом — но роскошь была сосредоточена не внутри, а снаружи.

В домике все выглядело достаточно просто: большая рабочая комната с китченеткой, оборудованием, диванами и соломенными матами-татами на полу. К рабочей комнате примыкали две маленькие спальни. Одну занял я.

Герда появилась в студии через день, затянутая в черную симу-кожу, спокойная и деловая. В одной руке у нее был здоровый баул. В другой — таких же размеров пакет с юзаной одеждой. Мужской, как я понял по свисающему из пакета рваному рукаву.

— Утречко, Кей, — сказала она с улыбкой. — Я теперь твоя муза.

Было три часа дня.

— Мое имя Салават, — ответил я хмуро и уставился в стену.

Я вел себя как закомплексованный идиот (кем я и был), и мое поведение выглядело почти грубым. Мое сердце при этом стучало как отбойный молоток.

— Твое имя — это твое личное дело, — сказала Герда. — Меня оно не касается, потому что у нас с тобой строго профессиональные отношения.

— Ясно, — кивнул я. — Но мое имя от этого не меняется.

— Я называю тебя по твоему нику. По первой букве. Так тебя будут называть все.

— У меня есть ник?

— Да. Уже два дня. Люсефёдор разве тебе не говорил?

— Нет еще.

Она засмеялась.

— Тогда понятно. Твой никнейм — кей-джи-би-ти. KGBT.

Вот так я услышал свое громоносное имя в первый раз. Особого смысла в нем в тот момент я не заметил вообще.

— Интересно придумали, — сказал я вежливо.

— Такие вещи не придумывают. Их, если ты не в курсе, рассчитывает нейросеть. Здесь важны многие нюансы. Например, первая буква.

— И что в ней такого?

— Тебя зовут Кей, как мальчика в сказке Андерсена. Я буду твоей Гердой. Кей-Джи — это Кей и Герда. Кей-Герда-би-ти — как бы такой бит, и так далее. Смыслов в твоем имени очень много, Кей. Нейросеть уже предложила легенду. Я, если коротко, спасаю тебя от Снежной Королевы. А ты мой Золотой Ключик.

Ник «Кей» мне скорее нравился, чем нет. Хотя бы потому, что он отменял мое рождение от сала и ваты.

Ну что ж, KGBT так KGBT. Звучит раскатисто. Аббревиатура с кучей возможных смыслов, первый мне раскрыли, но, если слово подбирала нейросеть, можно не волноваться — расшифровок заготовлено на всю будущую карьеру.

В то время я практически не помнил сказки Андерсена про Снежную Королеву. Сейчас, конечно, мне понятно, что сценарий наших с Гердой отношений был сформирован уже тогда — самим обращением к подобной истории.

— Что это? — спросил я, кивая на принесенный Гердой ворох тряпок.

— Посмотри, — сказала она и вывалила пакет на татами.

Тут была черная майка с золотым ключом на груди, потертые сердобольские сапоги из крокодиловой кожи, штаны вроде тех, что я носил в Претории (только красного цвета), и так далее. То самое тщательно подобранное тряпье из секонд-хенда, в котором должен выходить на сцену уважающий себя вбойщик.

— Это мой размер?

— Твой, — ответила Герда. — Прикид искали под ник, так что не волнуйся. Померишь после. Давай лучше поговорим о твоем сигнатурном инструментале.

— О чем?

Герда терпеливо улыбнулась.

— У меня — вернее, у нас с Люсиком — есть интересная идея. Выслушай, пожалуйста, не перебивая…

Идея показалась мне настолько свежей (если не дикой), что я даже растерялся. Герда хотела использовать… Бетховена.

Того самого древнего германца, под чей музон в новостях сообщают, что очередного исчерпавшего контракт баночника отключили от систем жизнеобеспечения. Официальный саунд скорби. Музыка смерти в чистом виде — ее боятся с детства.

— Бетховена знают все, — сказала Герда. — Но никто его не использует. Запрета, однако, нет. Это чистое суеверие.

— И вбойщики, и сердоболы копят на банки, — сказал я. — Бетховен — плохая примета. Как бы подразумевается, что банки у тебя точно уже не будет.

— А ты хочешь, чтобы была? — спросила Герда.

— Кто же не хочет.

— Тогда включи Бетховена. Диалектика, Кей. Ты будешь такой один.

Она намекала на распространенное выражение «включить Бетховена», то есть отбросить последнюю надежду. Я никак не мог поверить, что она всерьез.

— Ты что, хочешь, чтобы я сам поставил на себе крест?

Герда захлопала в ладоши и даже подпрыгнула.

— Отличная идея. Я поговорю об этом с Люсефёдором. А пока послушай треки. Ты просто не понял еще, что именно я предлагаю.

Послушав пять или шесть треков, я успокоился.

Это не был Бетховен в чистом виде. Во всяком случае, не тот Бетховен, под которого сливают в небытие закончившийся первый таер. Это были разогнанные, омытые, рафинированные до неузнаваемости мелодии, наложенные на умеренно неумелый парковый бит.