Больше всего Герде нравилась оральная ласка. Я имею в виду, когда она становилась ее объектом. Я был так благодарен судьбе за нашу встречу, что проводил за этим занятием целые часы, заставляя ее испытывать один пароксизм наслаждения за другим. Приносить друг другу радость — в этом ведь и заключается счастье влюбленных.
Мне казалось в те дни, что мы нащупали ту редкую интимную гармонию, на которой строится подлинное глубокое чувство…
Но прошел всего месяц, и мое сердце разбилось вдребезги. Вот прямо как зеркало троллей из вбойки по Андерсену.
Однажды утром мне на кукуху пришло анонимное сообщение. Привожу его в оригинале:
Во мне что-то дрогнуло. Я еще ничего толком не понял — но знал уже все.
С тобой ведь тоже так бывает, читательница? Не буду рассказывать, как я съездил в Преторий за защищенным от блокировок клопом-подглядывателем и как добрые эльфы помогли мне подсадить его в студию Люсефёдора над креслом возле камина. Собственно, эльфы даже не были нужны, это просто фигура речи. Клоп заполз туда сам. Снип, снап, снурре! Это было легко.
Сложнее было перекоммутировать сигнал с очков на имплант — чтобы трансляция шла прямо на зрительный нерв и в самый интимный момент я не смущал свою девочку, отвлекаясь от процедуры. Но северный олень помог и здесь — нужный протокол переслали кореша из Претория, где я был весьма популярен.
Ночью Герда пришла ко мне в спальню. Все происходило как обычно — за исключением того, что, закрывая глаза, я мог, словно во сне, видеть студию Люсика. Раздвоение было просто безумным.
Люсик в шелковом халате сидел — вернее, лежал — в своем кресле. Когда мы с Гердой начали целоваться, у меня возникло нехорошее чувство.
Дело было не в Герде. Дело было в Люсефёдоре.
Когда я целовал Герду, его голова странно дергалась, и мне казалось, что рывки его шеи повторяют движения моей девочки. К тому же рот его был плотоядно открыт, и это тоже не слишком мне нравилось.
Наши ласки становились все горячее и бесстыднее, и Люсефёдор каким-то противным образом ухитрялся двигаться им в такт, почесываясь и потягиваясь синхронно с нами.
Я понял наконец, что мне напоминают движения его тела — так ведет себя человек, смотрящий секс-иммерсив через огменты.
Я все еще сопротивлялся очевидности, но тут пришло последнее подтверждение. Герда нежно взяла меня за волосы и потянула мою голову в сторону своего живота, как она делала всегда.
Одновременно с этим Люсефёдор извернулся в своем кресле и непристойно задрал свои жирные ляжки к потолку, потом развел их в стороны, и я с отвращением (прости, «Открытый Мозг») увидел сложную постхирургическую анатомию его тела.
Когда я стал ласкать свою девочку языком, Люсефёдор заелозил на спине, начал охать вместе с нею — и этот заплыв к счастью оказался синхронным настолько, что более невозможно было скрывать от себя истину.
Герда была его зеркальной секретаршей. Она дублировала свои тактильные ощущения на его имплант, и Люсефёдор был со мной все то время, пока я был с Гердой. Я больше не мог ласкать ее. Мои губы и язык словно одеревенели.
— Устал, дурашка? — спросила она, ероша мои волосы.
Думаю, я был бы тронут сильнее, если бы не видел, как Люсефёдор в точности повторяет этот жест над своей непотребной мультирасщелиной.
— Голова болит, — прошептал я обычную мужскую отговорку, отодвинулся, повернулся к стене и отключил имплант-трансляцию.
— Ты плачешь? — спросила Герда через несколько минут.
— От счастья, — ответил я.
Она, кажется, поверила. Они всегда этому верят. Я имею в виду, продюсеры.
Вот ведь как бывает в жизни.
Кажется, что пришел к началу начал, увидел свет любви и родник вечного счастья — а на самом деле просто взял и отлизал Люсефёдору. Хорошо так отлизал. Неоднократно.
В кругах творческой богемы, впрочем, обычное дело. И почему я решил, что со мной будет по-другому?
Вы, ожиревшие потребители нашего контента — знаете ли вы, что творится в сердце художника, чье улыбающееся лицо вы с такой завистью и ненавистью разглядываете в своих норах? Если бы вы понимали, по каким гвоздям и стеклам бредут наши босые души…
Но что вам наши беды и боль? Впрочем, я знаю что.
Вишенка на торте.
Для вас это лучший энтертейнмент из всех.
Думаю, читательницу не удивит, что я решил убить Люсика.
А вот меня самого это несколько удивило. Я хоть и преторианец, но по натуре человек не кровожадный — бывший переговорщик, нежная и деликатная душа. Но в эту душу плюнули слишком уж смачно.