Я решил достать Люсефёдора кумулятивной преторианской мухой, о которой уже рассказывал. Два списанных юнита я утаил при увольнении. Отследить муху после детонации невозможно — она вся сделана из полупроводящей взрывчатки. А коммутационный модуль позволял мне напоследок вступить с Люсефёдором в контакт.
Иногда мы зачитываем через муху приговор. Именно это я и собирался сделать. Я хотел объяснить Люсефёдору, за что он умрет.
Я строил планы всю ночь. Муха была спрятана в моей сумке, и особых приготовлений не требовалось.
Настало утро. Герда рассеянно чмокнула меня в щеку и куда-то ушла.
Я знал, что Люсефёдор не будет сидеть на ее имплант-фиде постоянно — иначе он не смог бы ни спать, ни работать. Можно было начинать.
Я достал из сумки серебристый пакетик, похожий на упаковку кондома, дернул за нить запуска, и пакетик надулся. Включилась вмонтированная в упаковку микробатарея, заряжающая муху энергией. Потом пакетик раскрылся, и дрон-убийца поднялся в воздух над моей ладонью.
Муха выглядит отвратно — она полупрозрачна и напоминает малька с винтами, а электронная начинка кажется эдаким зеленоватым кишечником внутри ее бомбического тела.
Дрон поглядел на меня своим единственным глазом, развернулся, а дальше я поймал картинку, сел на пол, зажмурился и повел муху на правое дело.
Управлять боевым дроном несложно. Это требует примерно такого же внутреннего усилия, как общение с умной керосиновой лампой через имплант — разве что мы работаем на других частотах. Меня, возможно, уже засекли, подумал я. Ну и черт с ним…
Я вывел муху во двор, снизился до травы, как учили, и полетел к окнам Люсефёдора.
Быть мухой так здорово, что на несколько минут я почти забыл о своих обидах.
Вот высокая сухая травинка, качающаяся под ветром… В ближнем зрении дрона она кажется огромным сухим деревом, попавшим в ураган. Вот лужа, блестящая на солнце, как озеро. Вот куча конского навоза, похожая на свежезастывшую базальтовую лаву… Навоз почти черный и без соломы — чем это, спрашивается, Люсик кормит своих лошадей?
Но прогулка кончилась. Передо мной появилось окно спальни, и я собрался с духом.
Люсик лежал в кровати. Я видел завитой затылок и голую рыхлую спину. Остальные части тела были скрыты простыней.
Чтобы разбудить его перед смертью, я послал ему на имплант оглушительную преторианскую побудку.
— Подъем! Та-да-да-да-да! Подъем!
Люсик вскочил в кровати, увидел висящую перед ним муху и выпучил на нее глаза.
— Ты имел меня через Герду все это время, гад, — вбил я по преторианскому каналу, глядя ему в глаза. — Ты сладострастно и преступно пользовался мною. Мною и моей девочкой… И за это ты умрешь!
Я работал на максимальной мощности. Мои слова раздавались у него в голове так же отчетливо, как если бы я орал ему в ухо.
Сейчас я догадываюсь, что не хотел на самом деле его убивать, поэтому не особо спешил. Но у таких поступков своя инерция, и я все-таки завершил бы дело.
В первый момент я увидел в его глазах тот самый ужас, на который рассчитывал — и эта секунда была сладка.
В следующую все изменилось. Люсефёдор исчез из моего поля зрения.
Вместо него появилась стена с фреской, где революционная толпа валила наземь золотой колосс Михалковых-Ашкеназов. Фреска, надо сказать, была настоящим шедевром.
Я понял, что Люсик перехватил управление дроном, а в следующую секунду он раздавил мою муху как окурок прямо об усато-пучеглазое лицо колосса. Микрозаряд взорвался, не причинив никому вреда.
Но это было еще пустяком. Я вдруг почувствовал, что мои мышцы пришли в движение. Сами по себе.
Я встал на ноги, зачем-то козырнул — и, как был, босой и в одних труселях, вышел из своей студии на лесную тропинку.
Зря я задействовал преторианский канал. Потому что теперь Люсефёдор управлял мною именно через него. В slave-режиме.
Я не понимал, как ему это удается.
Допустим, грохнуть мою муху мог просто встроенный в его имплант контур самозащиты — хотя такая быстрая и точная реакция была удивительной.
Но взять меня на славянку? Такое мог сделать или офицер Претория с рангом и допуском, серьезно превышающим мой, или сотрудник уже совсем непонятных спецслужб. Например, внутренняя секьюрити «Открытого Мозга».
Похоже, я знал про Люсефёдора далеко не все.
Придурковато подпрыгивая (это развлекался Люсефёдор), я прошел по лесной тропинке, вдоль которой только что пролетел мой дрон, наступил в ту самую кучу базальтового навоза, сорвал лопух и обтер им ногу (все это делал Люсик, управляя моим обезволенным телом), затем сорвал другой лопух и на одной ноге допрыгал до его спальни.
Люсефёдор сидел на кровати — голый, грузный, мохнатый — и глядел на меня с укоризной. Все еще подчиняясь его воле, я положил лопух на пол и поставил на него свою испачканную ногу.
— Сейчас я тебя отпущу, — сказал он, — стой на месте ровно. Будешь дрыгаться, шмякну о стену вслед за мухой.
Он указал на фреску. На золотом лице Михалкова чернело пятнышко копоти.
— Понял? Если понял, кивни.
Я почувствовал, что контроль над моими мышцами ослаб — и кивнул. В следующую секунду он снял славянку полностью. Я покачнулся, но устоял на ногах.