Х 3 (СИ)

И в этом единении я почувствовал еще два разума. Мать и Черный. И этот ублюдок, которого я явно недооценил, прямо сейчас уничтожал ее. Мать, которая была не хозяином, а скорее воплощением воли кристалла, прямо сейчас умирала. Просто становилась ничем, растворяясь в бесконечном потоке эфира.

И Черный брал контроль, как над моим телом, так и над всем живым коконом вокруг. Этот процесс занял мгновения в реальном времени, закончившиеся судорогой. По залу прошла вибрация, от которой многие люди в серых балахонах попадали с ног.

— И что дальше? — спросил я мысленно. — Убьешь и меня?

– Это было бы слишком скучно, – прорычал Черный. – Хотя и хочется. Но ты слушал и не слышал, восьмерка. Я не могу тебя убить. Пусть мы и рождены были по отдельности, но слились воедино, когда ты стал химерой. Одно тело, одно сознание. Убью тебя — умру сам. Ты просто каким-то невероятным образом смог изолировать волю кристалла, создал барьер между нами. Но мы были рождены, чтобы оказаться здесь или умереть в пути. Все недостойные сдохли, а великий Черный переродился в совершенное существо. Так или иначе, тебя ждет та же участь, что постигла и меня. Теперь твоя очередь быть запертым в клетке. Наслаждайся. Дам тебе совет, как более опытный. Постарайся не свихнуться.

И в то же мгновение я понял, о чем он говорит. Что-то произошло, но это не было похоже на передачу контроля над телом, как раньше. Мы с Черным словно объединились, но в то же время я остался собой. Как будто бы я долго спал, а сейчас наконец проснулся, но где-то на задворках сознания остался уголок, в котором еще сижу я из сна. Что-то мелкое, что не нужно слушать. На что можно даже не обращать внимания, ведь он из сна, а мы тут, в реальности.

Во сне я был грозным инквизитором восьмого сектора. Освободителем, защитником и вообще тем, кем захотел бы быть. Что-то там делал, кого-то убивал, кого-то спасал, куда-то ходил. Но все это не важно, все это там, во сне.

А сейчас у меня были дела куда важнее. Сейчас я был един с Основой. Инкубатор и сердце, дом и Исход, точка отсчета, место моей силы. Отсюда я чувствовал все.

Каждую жилу, протянувшуюся от кристалла на километры вокруг. Каждую альфу, транслирующую мою волю остальным созданиям. Каждую бету, выполняющую индивидуальные функции. Я даже чувствовал каждого Иного на планете, но до большинства из них не был способен дотянуться, чтобы отдать им приказ, так что пока те были предоставлены сами себе.

Но когда мы очистим воздух, впитав весь разлитый эфир, то связь будет чище и я спокойно буду знать все происходящее в мире. Я даже краешком сознания ощущал энергетические пути в другие миры, но пока что слишком рано туда идти. Я словно наткнулся на некий барьер, не дающий мне покинуть этот мир и отправиться в следующий.

Скорее инстинктивно я ощутил некий Договор, нечто высшее, что связывает мои перемещения сводом правил, установленных… Кем? Не важно. Теми же инстинктами я понимал, что как только последний разумный абориген умрет, путь будет свободен.

И сейчас я сосредоточился на особо большом скоплении Иных на юге. Память услужливо подсказала название города аборигенов, вокруг которого собралась моя армия. Альтаир.

И в памяти возникли образы из сна. Как эта дура, мнящая себя Матерью моей армии, пыталась взять соседний город. Ее нелепые неумелые попытки штурма, где она и так, и эдак пробовала прощупать оборону аборигенов. И все равно потеряла слишком много особей при атаке. Можно было сделать все гораздо эффективнее, вот уж точно, военачальник из нее никакой.

Зато прослеживался бабский материнский инстинкт. Сделать из людей кормушку. Эта мысль вызвала лишь усмешку пополам с раздражением. Игрушки нужны, чтобы ими играть, а когда они все сломаются, мы пойдем в новый мир за новыми. Я не собираюсь сидеть в этой песочнице веками.

Уловив сознание альфы, что вела орду, дал нужные команды и сосредоточился на ближайшем пространстве. А что эти особи делают близ моего сердца? Ой, какие они забавные. Они же мне поклоняются. Я почувствовал связь с подсаженными в их тела паразитами и убедился, что они находятся полностью в моей власти, пусть и сохраняют видимость свободы воли.

Ладно, пусть повеселят меня немного своим преклонением. Сожру их последними.