Хабаров. Амурский землепроходец

   — Обычное дело. Мы все, воеводы, представители властей оказывались в сложном положении, теряем полезных, нужных нам людей, которых влечёт к себе Амур. Каждый воевода испытывает недостаток в людях и поэтому противится их уходу, пытается вернуть беглецов назад, да не всегда это удаётся.

Прощаясь с Хабаровым, Пашков поведал ему, что готовит караван, который отправится в Москву с почтой и грузом. С караваном будут направлены челобитные Ерофея Павловича и его спутников. А с грузом направится конфискованная у Зиновьева пушнина для дотошного розыска в Сибирском приказе.

Тяжёлым было преодоление волока между мелководными речками Енисейского и Обского водоразделов. Нелёгким оказалось и плавание по притоку Оби, извилистой Кети, обмелевшей в то время года и захламлённой застрявшими на мелководье деревьями и корягами. Нередко приходилось расталкивать эти древесные заторы. Нередко дощаники садились на мель, и тогда надо было высаживаться, чтобы общими силами сдвинуть дощаники с места. И вот унылые болотистые берега Кети, поросшие багульником, остались позади. Дощаники вошли в Обь, минуя многочисленные обские протоки и острова, покрытые лесом и кустарником.

На привале Зиновьев демонстративно не замечал Хабарова, лишь однажды с нескрываемой злобой посмотрел в его сторону и буркнул:

   — Дождёшься суда праведного, амурский герой.

Зиновьеву было известно, что многие казаки жаловались енисейскому воеводе Пашкову на бесчинства своего предводителя, постоянные вымогательства и подавали ему челобитные. Зиновьев знал, что Пашков, встретивший его недружелюбно, несомненно, направит те челобитные в Москву, в Сибирский приказ, там можно ожидать и жалобы на него от Ерофея Хабарова. Поэтому у Дмитрия Зиновьева созрело решение: во что бы то ни стало опередить Хабарова, отчитаться в Сибирском приказе о своей поездке на Амур, представить себя в самом выгодном свете и очернить противника. Ерофей Павлович видел, как Зиновьев собрал группу своих ближайших помощников и о чём-то доверительно толковал с ними.

С небольшой командой отобранных казаков, отличавшихся недюжинной силой, Зиновьев занял один из дощаников, готовых отправиться в путь. Перед отплытием он держал речь перед отрядом, высокопарную, напыщенную. Начиналась она такими словами:

   — Важность порученного мне дела заставляет меня спешить...

Зиновьев говорил ещё долго и не по существу. Хабарову бросил грубо, язвительно:

   — Смотри, Ерофейка, сбежишь, из-под земли тебя достану. Приставлю к тебе служилого человека Милослава Кольцова. Головой отвечаешь за Ерофейку. Слышишь, Кольцов?

С отплытием Зиновьева весь отряд вздохнул с облегчением. Даже приставленный к Хабарову Кольцов не досаждал ему придирками, мелочным опекунством и иногда даже вступал с ним в дружеские беседы.

Во время стоянок в прибрежных населённых пунктах завязывался разговор с местными жителями и с направлявшимися на восток путниками. Имя Хабарова было известно многим. Его осаждали расспросами:

   — Расскажи, мил человек, это правда, что Даурия — зело богатый край?

   — Истинно, правда, — отвечал Хабаров и начинал свой рассказ о природных богатствах Приамурья, о благоприятных условиях для земледелия, о живности, что водится в том крае.

   — А ты с охотой ехал на Амур-реку? — расспрашивали его.

   — Конечно, с превеликой охотой. Намереваюсь вернуться туда, как только отчитаюсь и улажу свои дела в Москве.

В Тобольске узнали, что Зиновьев покинул этот город неделю тому назад. Прошёл он по Оби и Иртышу без остановок. Гребцы, сменяясь, трудились в поле лица денно и нощно.

Выйдя из Тобольска, Хабаров и его спутники поднялись вверх по Тоболу, затем вошли в Тару — знакомый для Ерофея Павловича путь, который он когда-то уже проходил. Далее пришлось неоднократно преодолевать мелководные реки и речушки, волоки. Последний волок вывел путников в бассейн Вычегды. Вот показались уже купола и шпили храмов Соли Вычегодской, строгановской вотчины. Тем временем река у берегов стала покрываться тонкой и ломкой ледяной кромкой. Приближалась зима.

Отряд раздробился на две части. Кольцов с частью отряда решил продолжать путь, не задерживаясь в Соли Вычегодской, добраться, пока не наступил ледостав, до Великого Устюга и там дожидаться надёжного санного пути. Надзор за Хабаровым Кольцов передал Ивану Кузьмину, устюжскому приставу, оказавшемуся по своим делам в Соли Вычегодской и теперь направлявшемуся в Москву.

Хабаров отыскал родственников жены Василисы, живших в городе на Вычегде: двух её тёток, двоюродных братьев и племянников. Все в один голос повторяли, как тосковала Василиса по мужу, с нетерпением ждала вызова в Восточную Сибирь и с какой радостью уехала туда со всеми своими чадами.

   — А как жила Василисушка-то? Не шибко ли нуждалась? — расспрашивал родню Хабаров.

   — Держалась твоя жёнушка, — услышал он в ответ. — Баба она двужильная. Была у неё корова, овцы, гуси. В храме божьем прислуживала. Там её подкармливали. А как случился неурожайный год, засуха, так тогда родня помогала.