Хадамаха, Брат Медведя

– У меня дядя тут, арестованный! – успел крикнуть ей вслед Хадамаха.

– Эк! – Жрица резко остановилась, замахала руками, едва не ляпнувшись на подвернувшемся под ноги ледяном окатыше. – Вот угораздило же тебя! А ну давай за мной! – и она ринулась в глубь дворца.

С трудом удерживаясь на ходящем ходуном полу, Хадамаха побежал за ней. Чуть не кубарем они скатились по длинной лестнице в облицованный гранитными плитами подвал. Многоголосый отчаянный вой запертых за впаянными в камень решетками людей взвился им навстречу.

– Где тут твой дядя? – несясь между камерами, закричала жрица. – А, Огненноглазая с ними! Сам же потом обратно отлавливать будешь! – И жрица принялась во все стороны пулять Огненными шарами, сбивая замки с решеток. Не переставая орать от ужаса, освобожденные люди ринулись к лестнице.

Хадамаха невольно усмехнулся – он городская стража, за жуликами гоняется, а «непочтительных» пусть вон Пыу отлавливает.

– Хадамаха! – едва не снеся распахнувшуюся решетку, на него вывалились дядя с напарником.

– Ходу-ходу! – толкая их перед собой, Хадамаха рванул обратно к ступенькам. Высокая ледяная лестница извивалась под ногами, как скользкая змея. Они вырвались наверх в полуразвалившийся зал с колоннами. Покореженный четырехугольник двери шатался и дергался далеко впереди, тяжелые куски льда откалывались от притолоки.

– Быстрее-е-е! – сзади налетело, пихнуло в спины, и вместе со жрицей они кубарем выкатились сквозь уцелевшую дверь. Словно только их и дожидалась, стена тягостно вздохнула – и осыпалась.

– Чэк-най! – раздался заполошный вопль. – Чэк-най идет!

– Где? – вскинулся Хадамаха и тут же понял – где.

Со звоном вышибая перекосившийся купол, над дворцом верховных вставало алое зарево. С невозможным, убийственным ревом столб Рыжего пламени, похожий на гигантскую женскую фигуру, взвился к небесам. У самого края ревущего Алого огня, почти ныряя в его убийственный жар, металась тоненькая девочка с голубыми волосами и вроде бы голубым платком в руках. Девчонка вертела платок над собой, как когда-то Хадамахина мать вертела в руках свою пеструю шаль, отманивая от сыновей взбесившегося быка, прежде чем подоспевший отец не утихомирил его, шарахнув промеж рогов. Только платок в руках девчонки все время рос – вот он с одеяло, вот он еще больше… Девчонка взвилась в воздух, разворачивая за собой гигантское сапфировое полотнище.

– Не удержит, – странным тоном, соединяющим в себе одновременно восхищение и презрение, процедила жрица. – Слишком много загребла, дура. Тут запас Огня на целый День, никто столько не удержит. Сейчас сама вспыхнет.

И только теперь Хадамаха понял, что в руках у девчонки разворачивается самое гигантское – от земли до нижних небес! – полотнище Голубого огня, которое ему только приходилось видеть! И с этим полотнищем она взмывает все выше и выше, наперерез вздымающемуся Пламени.

– Не только тебе. Такого еще никто не видел! – запрокидывая голову, изумленно прошептала жрица – видно, Хадамаха говорил вслух. – И ведь держит же! Держит!

Сквозь темные небеса девчонка метнулась к Алому пламени и, как обычное одеяло на разбушевавшийся костер, накинула свое полотнище на Рыжий огонь. Раздавшееся шипение оглушало, как самый страшный гром, как камнепад! На мгновение оба Огня – Рыжий и Голубой – слились вместе, переливаясь сверкающим столбом завораживающего ужаса и нестерпимой красы. И ухнули вниз, унося за собой словно оседлавшую двуцветное Пламя девчонку.

– Высочайшая, – благоговейно прошептала над ухом у Хадамахи жрица.

Земля содрогнулась вновь. Теперь она вся шаталась, будто норовя стряхнуть прочь, в бурлящий Огнем провал вцепившихся в нее людей. Уцелевшие стены дворца жалко, протестующе всхлипнули и, покоряясь неумолимой судьбе, обрушились, закрывая собой кипящий провал. Облако пара и пыли на миг зависло в неподвижности и принялось медленно оседать.

В воцарившейся вокруг ошеломляющей тишине слышно было, как мерно постукивают падающие с высоты обломки. Рядом зашуршало. Жрица медленно поднялась и, неприязненно поджав губы, принялась сосредоточенно отряхивать свою безнадежно испачканную рубаху, на самом деле лишь размазывая по ней грязь.

– Кыыс, – вдруг сказала она.

– Кто? Где? – ошалело оглядываясь по сторонам, пробормотал Хадамаха.

– Здесь! – тыча себя пальцем в грудь, рявкнула жрица. – Я – жрица Кыыс. Ты спрашивал… Ладно, все потом, сейчас работать надо. Эй, а ну-ка все – поднимаемся, поднимаемся, нечего на руинах валяться! Раненых относим к храму, давайте-давайте, люди, не залеживайтесь, здоровые помогают пострадавшим! – И она пошла прочь, оскальзываясь на обломках льда и громким решительным голосом раздавая приказания. – А ты пока можешь руинами заняться, – через плечо бросила она Хадамахе. – Я потом еще людей подошлю. И я прошу тебя… – она устало вздохнула, – найди какие-нибудь штаны!