Хадават

Тот, не поворачиваясь, кивнул. Подошел, медленно присел, не сводя глаз с крылатого, подобрал вещицу и, не поворачиваясь к грифону спиной, вернулся назад. Татьяна, наблюдавшая за ним издалека, готова была поклясться, что страшная тварь довольно заулыбалась.

– Вот. – Горан протянул Татьяне руку.

Та ойкнула, вздрогнув, руки взлетели, прикрыв ладонями рот. На открытой широченной ладони монаха лежал маленький серебряный крестик на черном шнурке. Она не могла не узнать его, так как сама покупала его Сашке. Она и выбрала именно этот, потому что он такой был один, совершенно непохожий на остальные.

Она схватила его и разрыдалась.

– Это его, понимаешь, его! Это его крестик, – твердила она, безуспешно утирая слезы.

Монах кивнул.

– Думается мне, появление зверя неслучайно, он явно показывал нам эту вещь.

– И что это значит? – Татьяна уже практически успокоилась.

– Думаю, это значит, что он гонец. Известно, что грифоны вполне разумны. Попробуем пойти за ним. Если он поведет нас не туда, ты всегда сможешь почувствовать это.

Татьяна согласилась. С этого момента у нее словно крылья выросли. Она шла и шла, отказываясь отдыхать. Монаху только и оставалось следовать за ней, в очередной раз поражаясь материнской силе. К вечеру они вышли к довольно высокой гряде, тянувшейся поперек их пути. Грифон, служивший им проводником, свернул влево, уверенно двигаясь вдоль нее.

– Он там, – Татьяна указала на гряду, – там, за этой чертовой кучей камней, я чувствую это, я знаю. – Не глядя на грифона, она бросилась вперед, пытаясь взобраться по скалистому склону.

– Татьяна, – Горан хотел ее остановить, но не успел, – здесь не перебраться. Там, куда ушел грифон, наверное, есть проход.

– А-а, будь ты неладна! – Рука женщины сорвалась, она не удержалась и съехала вниз, ободрав колено и больно ударившись спиной.

Монах быстро оказался рядом, помог ей подняться.

– Наверняка там есть проход, – терпеливо повторил он.

– Да, конечно, извини, просто он ведь там, мой мальчик. Вот я и рванула как дура. – Она поспешно пошла туда, где скрылся грифон.

Через десять минут они уже были по ту сторону гряды. А еще через пять Татьяна неслась по камням, не разбирая дороги, падая, вставая, совсем не замечая ссадин и царапин.

– Са-а-шка-а! – кричала она во все горло. – Са-анька-а!

– Ма-а-ма-а! – Навстречу ей, прихрамывая, пытался бежать мальчишка лет двенадцати-тринадцати. Двигаться ему было нелегко, грудь была стянута повязкой, он сильно хромал, но, несмотря ни на что, со всех ног стремился к ней.

Горан остановился. Решил не мешать. Татьяна нашла своего сына.

Они находились в небольшой долине, окруженной острыми скалами и нагромождениями огромных валунов. И примерно посередине мать и сын встретились. Татьяна упала на колени, прижимая к себе пацана. Она тискала, целовала его, что-то спрашивала, растирая катившиеся по щекам слезы. А он… он прижимался к ней, что-то отвечал и тоже плакал. Хотя мужчины не плачут. Он то и дело вспоминал об этом. Пытался отстраниться. Но тут же попадал в новый вихрь обниманий, поцелуев, прижиманий и… сдавался. Сдавался, как сдался бы любой на его месте.

…Увидев выскочившую из-за камней Татьяну и услышав первый ее радостный крик, Макс отпустил Сашкину руку. Он еще успел заметить, как тот побежал ей навстречу, но потом перед глазами все поплыло, затянуло белесой пленкой, земля вдруг потянулась к нему навстречу, и что-то острое и твердое ударило его в щеку и грудь. «Камень, наверное», – успел подумать Макс. Он отдал все свои силы, поддерживая и направляя Татьяну и Ветра, и теперь просто потерял сознание, упав на холодные камни.

Открыв глаза, он увидел серый полог над собой. Потом услышал голоса. Говорило несколько человек. Совсем близко, но слов все-таки не разобрать. Он чуть пошевелился – руки-ноги на месте. Все вроде бы работает как надо. Сколько же он провалялся? И кто там разговаривает? Татьяна? Да. И Сашка. И еще кто-то. Он приподнялся на локте, но тут же упал обратно. Голова предательски закружилась, перед глазами замелькали черные точки. Он услышал возглас, кто-то заметил его шевеление и быстро шел к нему. Через минуту он уже рассматривал знакомое лицо, склонившееся над ним. Это была Татьяна. Только она очень изменилась. Лицо сильно загорело, губы обветрились, все линии стали четче и резче. На лбу залегла заметная складка, будто она все время о чем-то сосредоточенно думает. Даже глаза, казалось, стали темнее. В них появилась волевая искорка и еще что-то едва уловимое, чему Макс не мог подобрать описания. Эта Татьяна разительно отличалась от прежней перепуганной женщины, с которой они шли по улицам давно мертвого города. Она что-то говорила, но он почему-то перестал слышать, тишина сдавила уши, и ему оставалось только разглядывать ее лицо. «Чему я удивляюсь, сам-то тоже изменился». И тут к нему пришли звуки.

– Макс, Макс, ты слышишь меня? – повторяла Татьяна. – Макс, как ты себя чувствуешь? Есть хочешь?