— В законе… А ты, Чемодан, что ж, вор вне закона?
— Я вообще не вор, — поперхнулся дымом Чемодан.
— Ну да, конечно, он — идейный борец за госзнак, — ядовито пояснил сидящий рядом с нами Черный.
Штукатур благодушно засмеялся и спросил:
— Ты ведь, Чемодан, философ? Вот мне и интересно, а что такое, с философской точки зрения, вор?
Чемодан пожал плечами и, сняв квадратные очки в дорогой оправе, начал протирать стекла тряпочкой.
— Если формально, то именно тот, кто ворует, и есть вор.
— Отлично объяснил, с научной точки зрения, — снова вмешался Черный…
— У каждого человека — своя профессия, но, в узком смысле слова, это все, конечно, так.
Штукатур удовлетворенно хмыкнул:
— Ну, а если, скажем, без «фомича» и других инструментов заставить тебя отдать деньги или обмануть? Тогда как будет называться такой человек?
— А это будет мошенничество, — не раздумывая, пояснил Чемодан.
Я даже рассыпал табак, заворачивая цигарку.
— Хрен не слаще горькой редьки, что в лоб, что по лбу, все равно воровство.
— Ну-у, в общем, и это так, — согласился Чемодан.
— Все зависит от того, кто этот вор, — произнес Штукатур и крякнул кому-то в темноту нар: — Солдат, иди сюда!
К печке подошел плечистый высокий парень со сладковато-красивым выражением лица. Штукатур ткнул пальцем:
— Он был пограничником, ему доверяли охранять границу, он давал присягу… А шпионы с той стороны платили ему деньги, и он наплевал на все присяги и за деньги пропускал их туда-сюда.
— Ну уж, не обязательно шпионы, — буркнул парень, — так, один попался, а все другие контрабандистами были.
— Ну да, — не обращая внимания на его слова, проговорил Штукатур. — Ну и кто же он, по-твоему, Чемодан?
— Раз ему доверили, и он дал присягу, а потом продался, значит, предатель, — резюмировал бывший предисполкома.
— А ты действительно философ, — засмеялся Штукатур и снова крикнул: — Папочка! Поди сюда, миленький!
Подошел полненький кругломордый мужичок с мясистыми губами, которые он постоянно облизывал.
— Здесь, Чемодан, каждой твари по паре и все двадцать четыре подлости. Эту стерву родители в школе избрали, чтобы он их детишек, мальчиков и девочек, вел в турпоход и воспитывал. Доверили ему, а он их всех по очереди в палатку к себе таскал, как лиса кур… Я к чему это все говорю, для чего все это собираю: чтоб выяснить, кто ты, Чемодан. Может, тебя тоже сделать вором в законе? Наворовал ты изрядно, больше, чем мы всей кодлой…
Штукатур снова закурил и, посмотрев нам в глаза, отрицательно качнул головой.
— Нет, нельзя тебя вводить в закон, Чемодан. Мы — волки, Чемодан, и жизнь у нас волчья. А ты — сука, Чемодан, предатель. Тебе доверили, а ты, как неверный пес, обкрадывал своего хозяина, воровал у него из тела куски живого мяса. А с трибуны, небось, о волках кричал, требовал и настаивал… Предатель ты, Чемодан, и изменник.
Чемодан съежился:
— А вам-то что? Каждый ворует, как может. А слова, они что? Одни слова!
Штукатур глубоко затянулся и, выпустив дым, согласно кивнул головой:
— Это верно, Чемодан, мне все равно. Но ты, Чемодан, сам себя в закон вводи. Только здесь общество-то особое, продавать начнешь, доверие использовать — убьют ведь тебя, и все. Тут тяжеленько, Чемодан, не так, как у тебя в горисполкоме. Или заставь всех, чтоб тебя признали или гнись. Каждому свое.
Я тогда возвратился из тайги, на короткое время распустив артель. Мы мыли золотишко в Ягодинском районе, и дело у нас шло на редкость хорошо. Во-первых, шло золото, и мы ни одного дня и часа без работы не оставались. А во-вторых, мы нашли новый источник энергии, можно сказать, дармовой, в виде подарка от господа Бога. Если говорить высоким стилем, то построили электростанцию, а если же попроще — использовали силу реки и ручьев, истекающих из нее, а реки и ручьи здесь, на Колыме, бешеные. Вот и представьте себе колесо в два с половиной метра диаметром. Вода крутит колесо, а от колеса через редуктор крутится генератор, и выдается ток. Нам его вполне хватало на перфораторы, на молотки и, главное, на бутары.
Что такое бутара? Представьте себе некий великанский гроб без крышки, метров, этак, девять в длину. Стены и днище как снаружи, так и внутри, просмолены и внутри еще обложены грубым шинельным сукном. На сукне лежит делитель, похожий на девятиметровую деревянную лестницу. На делителе лежат грохота — стальные доски с множеством разнообразных отверстий, а у самой бутары есть голова и хвост. Голова цельная и чуть повыше по бортам, и стоит она, обращенная к потоку воды. Вода несется через голову в хвост, а в хвосте — замок, этакий деревянный клин до самого дна, чтобы можно было спускать воду и разные камешки.
Бутара стоит в воде на самой стремнине, чуть накосо, голова выше, хвост ниже. На голову сыплют золотоносный грунт, доставляя носилками или тачками. Вода размывает грунт, невесомое смывается, крупное и тяжелое уходит в хвост и там перетирается, так как между гальками попадаются самородки. Тяжелая мелочь проваливается в дырки и, делясь сегментами лестницы, оседает на сукно. Осевшее — это шлихи, их впоследствии доводят лотком.