Хадж во имя дьявола

— Я наблюдал за тобой и понял, как ты живешь…

В то время я был, так сказать, уже открытой системой, без всяких тайн и секретов и поэтому только засмеялся.

— Вот ты совсем не употребляешь алкоголя, — назидательно изрек мой знакомый. — Вначале я думал, что ты это из моды, чтоб выделиться из общей массы, а сам-то втихую потягиваешь, скажем, коньячок. Но… — он поднял палец вверх, — оказалось, что нет, действительно, ты не принимаешь ничего.

— Ну и что же?

— Теперь я хочу доказать самому себе, что я — тонкий психолог, и что люди, практически, все одинаковы. Это моя сверхтеория. — Он с прищуром посмотрел мне в глаза. — Но смогу все это я сделать только в том случае, если ты будешь говорить правду.

Я поднял руку:

— Клянусь говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды.

— Нет, я всерьез спрашиваю, — повторил мой знакомый.

— Я всерьез отвечаю, — кивнул я. — Что мне скрывать? Спрашивай.

— Ты глотаешь что-нибудь?..

Я вопросительно поднял глаза.

— Ну, эти, таблетки, как их там зовут, колеса, что ли?

Я с отвращением сморщился и плюнул. Мой приятель насторожился:

— Значит, подкуриваешь что-нибудь?

— Две пачки «Космоса» в день.

— Нет, я не об этом, — замотал головой он. — Я насчет этих — анаша, гашиш, опий.

Я засмеялся:

— Еще свиное дерьмо в вяленом виде. Буду я тебе курить всякую мерзость.

— Но ведь люди курят, — внимательно всматриваясь в меня, проговорил он.

— Ну вот и спрашивай тех людей!

Он налился краской:

— Неужели самое худшее, — и тихо, но отчетливо прошептал: — Игла?

— Что игла? — сразу поняв его, все же переспросил я.

— Ну, ширяешься, значит, сидишь на игле, это ведь очень страшно.

Я засмеялся:

— Хочешь, я сейчас разденусь, и если найдешь хоть один след от укола…

— То есть? — переспросил он, бледнея. — Значит, ты и это отрицаешь?

— Итак, резюмирую, — отчеканил я. — Я не употребляю ни вина, ни наркотических препаратов, никак и никоим образом.

— Но если ты не врешь, то совершенно непонятно, как же ты живешь, — жестикулируя, проговорил приятель.

Я засмеялся:

— Устройство-то везде одинаковое, так сказать, физиологический процесс. Потом возникают килокалории, и так далее и тому подобное…

— Я не об этом, — разочарованно откликнулся он. — Чем же ты, черт возьми, живешь? Идеями? Но какие могут быть идеи в твоем возрасте?

— То есть? — переспросил я.

Он рассердился:

— Не притворяйся идиотом. Идеи — это для молодых, когда человек видит мир через розовые очки, полон надежд и хватается за каждую идею.

Я усмехнулся:

— Значит, ты, который, мягко говоря, тоже не первой и даже не второй молодости, видишь мир сквозь черные очки и полон разочарования.

— Ну да, меня на мякине не проведешь, — в свою очередь усмехнулся он.

— Значит, мир и вся жизнь — это обман? — снова спросил я.

Он пожал плечами:

— Ну, а что же еще?

Я вытащил из кармана завалявшуюся там белую крупинку какого-то кристаллика и показал его приятелю:

— Это — цианистый калий. Мгновенная смерть. Положи его в рот, и ничего не успеешь почувствовать…

Он попятился, опасливо поглядывая на мою ладонь:

— Что я, сумасшедший, что ли?

— Ну, милый человек, — атаковал его я. — Мир черный и плохой, жизнь — обман и зло, и ничего тебя не интересует. К чему мучиться? Одно мгновение — и нет никаких проблем.

— Так ведь и меня не будет! — возмутился он.

— А зачем тебе быть в черном мире? Уйди из него!

— Но куда? — озадаченно переспросил он.

— Нелогичный вопрос. Ты же лезешь в бутылку и на короткое время, пока пьян, устраиваешь мир по собственному усмотрению. Но просыпаешься опять-таки в том же черном мире и в черной жизни. Ничего не меняется. Если не хочешь умирать, тогда тебе надо сойти с ума. Тогда мир все время будет искажен. Ты можешь приобрести себе какую-нибудь идею, например, что ты — марсианин или Франсуа Рабле, или изобретатель перпетуум-мобиле, и жить тебе будет легко. Не надо будет напиваться и утаивать деньги от собственной жены.

В его глазах что-то блеснуло. Он наклонился ко мне и прошептал:

— А может быть, ты — сексуальный маньяк?..

Мне было очень смешно и забавно.

— Да! По ночам я вылезаю через форточку и насилую одиноких женщин, а потом устраиваю оргии, А потом пишу стихи собственной жене.

— Сумасшедший, — прошептал он. — Я просто хотел узнать, как же ты живешь, а ты мне какую-то чушь про стихи. Заморочил меня.

Все это были, в общем-то, хорошие люди. Павел с риском для жизни когда-то спас подлодку, и этот доморощенный философ тоже был не последним… Но эти люди воспитаны с детства воспринимать мир так, как им внушали.

А если перевоплотиться в мир компьютеров, вообще не захочется жить, потому что возникнет неотвратимый вопрос: зачем считать, когда рядом ведет счет смерть? Зачем вообще все? Хватай как можно больше и быстрей. К чертям все эти дурацкие морали и предрассудки. И вообще, к черту все, что не дает все больше и больше удовольствий. И уподобишься крысам в опыте польских ученых. Тварям вживили в центр удовольствия провода соединили провода с педалью, научили пользоваться педалью И крысы пренебрегли всем. Они нажимали педаль, пока не сдохли от истощения.

21