Хаджи

Теперь в Дамаске были французы, и с ними можно было иметь дело. Они знали окольное искусство давать и получать милости — «как мир живет». В то время как Кабиры продолжали свою благополучную жизнь под французским контролем в Сирии и Ливане, в Палестине было по-другому. Английские чиновники, по крайней мере большей частью, вели дело открыто и без взяточничества.

С тех пор как англичане получили мандат, Фавзи Кабир стал получать счета на налоги и прошения от жителей своих деревень по поводу таких вещей, как улучшение дорог, открытие школ, введение агротехники. Парочка христианских арабских деревень просила о больнице, а одна даже имела наглость поинтересоваться насчет электричества.

На самом деле Фавзи Кабир при турках не платил никаких налогов, а турки, в свою очередь, не оказывали никаких услуг крестьянству, шедшему по натянутому канату над бездной нищеты.

В Палестине у Кабира были свои политические трудности. Вернулся его главный соперник в борьбе за власть — хаджи Амин аль-Хуссейни, в свое время удравший, чтобы избежать пятнадцати лет тюрьмы. Англичане не только реабилитировали его, но и назначили на пост Иерусалимского муфтия — высший на подмандатной территории исламский пост.

Еще один политический противник возник в образе Абдаллы, которого англичане привезли с Аравийского полуострова и короновали эмиром вновь образованного государства Трансиордания. Абдалла таил честолюбивую мечту присоединить Палестину к своему королевству. Сокращение дохода от сельского хозяйства, требования англичан платить налоги, а деревенских — строить школы и дороги, и появление серьезных политических врагов заставили Фавзи Кабир заняться переоценками.

Это евреи спасли его положение в Палестине. После мировой войны еврейская иммиграция сильно возросла, а мировое еврейство давало поселенцам неимоверные инвестиции и дарения.

При турках хорошим бизнесом было арендное земледелие. При англичанах оно чуть ли не достигло той точки, когда отдача расходов сокращается. Фавзи Кабир продал в Палестине всю свою землю, кроме апельсиновых рощ в Яффо и тех акров в Аялонской Долине, что имели стратегическую ценность.

Евреи развивали страну с поразительной быстротой, и возможностей капиталовложений было множество. Пока была работа, десятки тысяч арабов переезжали в Палестину из окружающих сирийских провинций, и вековое лицо застоя переменилось. Основная масса палестинских арабов иммигрировала в страну по пятам еврейской иммиграции.

Вместо земли, Фавзи Кабир теперь направил инвестиции на такие предприятия, как развитие нового порта в Хайфе, где, как утверждали, может появиться терминал нефтепровода из Ирака, и нефтеперегонные заводы. Вместе с некоторыми египтянами он вложил деньги в строительство большого нового отеля «Царь Давид», где будут останавливаться богатые и знаменитые паломники. В еврейском Тель-Авиве он имел долю в банке, носившем еврейское имя. Будучи арабом, он должен был скрывать свое участие и от евреев, и от арабов.

Каждый год, когда Фавзи Кабир весной отправлялся на поезде повидать своих арендаторов и собрать плату, к рейсовому поезду присоединяли три частных вагона. В первом ехала его семья — одна или две из его жен и несколько любимых детей. В других вагонах — его служащие, телохранители, несколько любовников и любовниц.

Сначала он приезжал в Долину Бекаа, в ливанский городок Захла, где вносили плату крестьяне двадцати шести деревень. Затем поезд следовал в Бейрут, при французах становившийся главным торговым и банковским центром, где он участвовал во многих новых предприятиях.

После этого они направлялись в Хайфу с ее большим арабским населением. Интересы его были в зернохранилище, порте, нефтяном терминале, городской собственности. В Хайфе платили за аренду его владений в Галилее.

Далее поезд следовал к Средиземному морю, в Яффо, где эфенди принимал плату от деревень Аялонской Долины, и далее в Газу, к самым выгодным из его сельскохозяйственных начинаний — двадцати тысячам дунамов апельсиновых садов.

Путешествие заканчивалось в Порт-Саиде к времени прибытия пассажирского судна, прошедшего Суэцкий канал. Отсюда свита продолжала путь морем к летнему дворцу в Испании. Поскольку основной доход давали землевладения, надо было каждый раз демонстрировать пышность и величие. Крестьянам разрешалось подавать петиции, что, впрочем, редко имело последствия. Тут и там широким жестом выказывалось покровительство и «сочувствие» эфенди.

Кабир был рад, что его владения в Палестине сократились до Аялонской Долины и Газы. Поездка была ему скучна. И этот, 1924-й, год будет годом его последней такой полномасштабной экспедиции.

Поезд эфенди притащился в Яффо, антураж сменился на виллу для недельной остановки, и тут Кабир узнал от перепуганного Фарука аль-Сукори, что его брат Ибрагим отказывается явиться с арендной платой, и чтобы получить ее, надо самому собираться в Табу. При турках это звучало бы как самоубийство, ну, а в нынешнем мире — дело другое.